Глава 14
в которой считают убитых и радуются приезду.
Чёрное небо. Бездонное чёрное небо, куда хочется упасть. Чёрное бескрайнее небо, покрытое бесконечным количеством звёзд. Холодный, честный и справедливый свет без этих беглых опущенных взглядов, замолкших разговоров. Лучше честное небо, чем разговоры за спиной.
Андрей лежал на крыше вагона и смотрел на звёзды, на Млечный путь, протянувшийся через всё небо. Это было лучше, чем думать. Отвлекало от боли в правой руке и груди. Лучше смотреть на звёзды, чем прислушиваться к разговорам в лагере вокруг состава.
Поезд проскочил Гатчину и вырвался на простор, но этот небольшой отрезок пути дался непросто. С самого начала операция не задалась.
Виктор и Игорь, всадники с коктейлем Молотова, попались на глаза байкерам слишком рано, когда те ещё не успели поджечь все здания, которые планировали. Им пришлось поджигать за собой дорогу, чтобы скрыться в парке. Они закинули бутылки в четыре здания, огонь ещё не успел разгореться, дыма почти не было, но их заметил патруль, некстати проезжавший параллельной улицей. Предпоследнюю бутылку кинули на лобовое стекло первой машины, последнюю — на середину проезжей части узкой улицы, что прилично задержало всех остальных.
В целом отвлекающий манёвр удался, поднялся шум, выстрелы грохотали, началась масштабная погоня на машинах с мигалками, которые благополучно отстали, но в парк всё же проехало несколько человек на мотоциклах и наездникам пришлось разбежаться в разные стороны, чтобы запутать преследователей. В итоге в точку сбора — в заброшенном углу железных дорог за забытыми гаражами — доехал только Виктор. Игоря ждали до последнего, но пришла только его взмыленная лошадь с пустым седлом. Один бок лошади оказался окровавлен, но не её кровью. Вика, жена Игоря, рвалась отомстить, но её удержали и заперли в вагоне, хотя в душе хотели к ней присоединиться.
Это была уже не первая потеря. Когда состав проходил мимо вокзала, там на посту около склада оказались слишком ответственные дежурные, не присоединившиеся к погоне, завязалась перестрелка. Байкеры на посту растерялись и стали стрелять слишком поздно да и вооружены были легко — пули не пробивали стенки вагонов, но некоторые побежали вдогонку, что и закончилось плачевно. Один из них успел ухватится за вагон и стал карабкаться к открытым дверям. Марина, жена Виктора, который в этот момент уходил от погони на лошади через парк, высунулась из вагона с длинной палкой, чтобы столкнуть мужчину под колёса поезда. И ей это удалось сделать, правда потеряв палку. Под радостные возгласы она резким движением подалась назад в вагон, но тут же опёрлась на дверь и начала оседать. Шальная пуля попала ей прямо в висок. Судя по силе, сначала отрекошетив от металлической балки вагона. Мира оказалась ближе всех и пыталась помочь, но пуля и осколки черепа попали в мозг — Марина быстро угасала. Обильное кровотечение ускоряло процесс, женщина почти сразу потеряла сознание. Андрей узнал об этом уже потом, после всего, ему рассказала, плача, Мира, всё ещё в той же окровавленной одежде, свидетельствующей о случившемся не хуже обрывистых слов.
В связи с этим встреча всадников не планировалась особенно радостной, а то, что вернулся только один, лишь усугубило ситуацию. Кто-то даже подумал, что лучше бы вернулся один Игорь — меньше было бы горя. Но, конечно же, промолчал. Смерти близких сломили многих, они не были психологически готовы к такому повороту событий. Это совсем не тоже самое, что терять родственников где-то далеко в больнице.
Не радостно прошла ночь проезда через Гатчину. Убитых пока только двое, но есть тяжёлые раненые, которые могут не дожить до следующего дня. Раненых много, слишком много.
Вагон, который спереди прикрывал состав, удалось взрывом завалить на переезде, так чтобы перекрыть автомобильный проезд, но никто не подумал о том, что дальше по пути следования над железной дорогой проходит мост окружной дороги вокруг Гатчины, куда на автомобилях доехать значительно быстрее, чем на натужно пыхтящей дрезине, подталкиваемой ещё здоровыми людьми. А вот байкеры догадались о такой возможности отомстить за наглость нежданных гостей.
Два станковых пулемёта, снятых с автомобилей, поливали поезд всё время, пока он подходил к мосту. Его пули пробивали почти любую защиту. К счастью, дрезина была защищена надёжнее всего, дизель и мотор не пострадали, состав не остановился, но оставалась цистерна с топливом в хвосте, которая пока серьёзно не пострадала.
— Давай отцепим цистерну! — Кричал Марат в грохоте пуль и рикошетов. — Когда будет выезжать из-под моста она будет ближе всего к ним, окажется просто отличной целью, они не промажут. И тогда нам конец!
— Да, нужно отцепить! Я смогу это сделать!
— Хорошо, Дима. Когда дрезина заедет под мост, беги назад, отцепляй так, чтобы цистерна осталась под мостом.
— Мы её взорвём сами! Точно! — Обрадовался Марат.
— Хорошо, я постараюсь успеть. — Дмитрий уже прикидывал, когда бежать, что нужно для операции. — Взрывчатку я прикреплю, у меня осталась парочка кусков с дистанционными взрывателями.
— Отлично! Пора!
Взрыв прозвучал немного слишком рано, но Дмитрий не хотел ждать: байкеры перенесли пулемёты на другую сторону и поливали поезд свинцом — прямо по жилому вагону. Эффект превзошёл ожидания: рвануло так, что мост разлетелся на части, загоревшиеся машины были похожи на падающие звёзды. После этого их больше никто не преследовал. Возможно, они ликвидировали байкеров, всю банду, но возвращаться и проверять никто не хотел — слишком много боли теперь ассоциировалось с Гатчиной. Нет, спасибо, мы как-нибудь без неё — так могли бы думать многие в общине.
Осколками Дмитрия ранило, но даже не обратил на это внимание, главное — дело сделано. Но последнее ли дело? Впереди был ещё один переезд — с бывшей военной дорогой, широким полукольцом окружавшей Петербург на расстоянии примерно 50 км от границ города. Долгое время это была закрытая бетонка, но после развала СССР её открыли и покрыли асфальтом — теперь и там встречаются пробки. Встречались, до пандемии. Правда ехать туда из Гатчины значительно дольше и, есть надежда, что некому. Догадка оказалась правильной — переезд проскочили легко, никого не заметив.
Остановились в чистом поле, сразу за мостом через речушку Пижму, так чтобы никто не мог подъехать. Излишняя предосторожность, но после такой ночи никто не подумал, что они излишняя. Нужно было зализывать раны, а тут можно удобно расположиться лагерем и под рукой много воды для промывки ран. Так и провели весь день — ремонтируя тела и вагоны, проверяя оружие и боеприпасы. Андрея тоже ранило, первый раз ещё в Гатчине, второй — осколками, но оба раза несильно, по касательной.
Андрей чувствовал вину за своё решение, хотя разумом понимал, что нет том вины, что он предложил этот вариант: никто не знал, что так всё сложится, никто не мог сказать, что другие варианты кончились бы лучше. Но он принял на себя ответственность, решил за других — хотя это какой-то детский сад, что значит решил за других, они дети, что ли, или были против его решения? Всё равно руководитель принимающий решение, пусть и с согласия других, несёт больше ответственности. Или же нет? Или каждый несёт ответственность за свои поступки? Ведь это ответственность других, что они приняли решение идти за ним, что признали в нём своего лидера? Их не заставляли принимать такое решение — это их ответственность. Получается, что Андрей ответственен только за свои поступки, что на его совести нет смертей Игоря и Марины. Это были их собственные решение и они должны были принять ответственность на себя. Андрей так пытался убедить себя, но получалось плохо. К тому же он замечал, или ему казалось, что на него стали как-то иначе смотреть, как будто винят в смертях, ранениях, потери цистерны, пробитых вагонах. Но в чём он виноват-то?
Кто виноват и что делать — извечные русские вопросы. И второй всегда полезнее, конструктивнее, подумал Андрей, надо к нему переходить. Что же делать дальше? Похоронить Марину тут, близь реки, чтобы потом легко найти место. Взять раненых и двинуться туда, куда они и направлялись — в Сиверскую. Сейчас отступать точно некуда. И пути под мостом разрушены, мелькнула мысль. Ну это не беда, там маленький кусочек, восстановление не будет проблемой. Нужно быстрее добраться до места и осесть, занять людей рутиной, обустройством постоянного места жизни. Хорошие места, приятные новости вытеснят из памяти людей дорожные проблемы, они начнут новую жизнь. Ведь на их совести не лежат смерти двух друзей.
По крыше вагона рядом с Андреем цокнул камушек.
— Эй, Андрей, ты там? Спускайся, ты нам нужен. Виктор нашёл заначенную бутылку водки, напился с горя и теперь буянит, не хочет никого слушать.
…
Вот она! Андрей уже узнавал практические родные места. Распад, на дне течёт небольшой ручей, это место можно назвать началом Сиверской, после него пути разветвляются, уходят в стороны — промышленность. Заросшие склоны радуют свежей зеленью. Вот-вот появятся заводские постройки, склады лесопилки, но их закрыли вагоны — на отходящих путях стояли грузовые поезда. Интересно, есть тут люди?
— Смотри! Вон там, справа, заправка видна! — Крикнул Марат.
— Да, заводская заправка, должно быть, там есть бензин. — Андрей чувствовал себя хозяином, показывающим достопримечательности гостям или туристам.
— Круто, заживём! — Марат по-юношески быстро забывал неприятности и умел почти сразу радоваться жизни.
— В этих поездах много полезного, — Дмитрий рассматривал надписи на вагонах, — вот там удобрения, а вот сырая нефть, тут — что-то непонятное, а вот стройматериалы везут.
— А вот на том трактора стоят — новенькие!
— А вон там, на складе, видны доски.
— Это ещё что. Там, за дорогой, огромный строймагазин, где продаётся всё необходимое для дачи, включая металлические сваи, бетонные кольца для колодца. Не думаю, что их кто-то растащил. Рядом — мебельный магазин.
— Тут есть куда развернуться…
— Ещё бы коров найти, хотя бы десяток.
— Может местные выжили, в естественном карантине.
— Скорее всего, надо будет проехаться по округе. Заодно поля подходящие подыскать, посадки сделать. Ещё бы найти, что сажать.
— А больница тут есть?
— Да, но довольно далеко от железки. Мне интереснее, сохранилась ли газовая станция и баллоны — нам этого газа несколько лет хватило бы.
— Чего тут только нет! — Дмитрий продолжал изучать вагоны, мимо которых они не спеша проезжали. — 20 тонн зерна!
— Оно испортилось, скорее всего, стоит-то давно.
— Если сохранился хотя бы один процент, то нам хватит, чтобы восстановить культуру. Центнером пшеницы мы можем засеять гектар и осенью получить в 10-20 раз больше. Через пару лет уже сможем себя полностью обеспечивать зерном.
Вокруг стояла неестественная тишина, но не было ощущения покинутости, заброшенности, как в Петербурге, скорее всего потому, что тут, около железной дороги, никогда не было такого порядка и чистоты. Скорее просто ощущение, что люди ушли куда-то, на праздник, например, и скоро вернутся к привычным делам на привычные места, появится привычный рабочий шум. Достаточно крикнуть и тебе ответят — людей просто, случайно, не видно. Или просто так сложились обстоятельства и через минуту из-за поворота появится прогнивший тарахтящий жигуль с чёрным выхлопом до неба — и всё вернётся на место. Обманчивое ощущение, но приятное.
Народ в вагонах почувствовал приезд в цивилизацию и начал постепенно выходить из вагонов, осматриваться кругом, знакомиться с местностью. Сказалась привычка всегда и везде искать то, что может пригодится. Кто-то увидел зады продуктового магазина и ринулся туда, чтобы обновить ассортимент продуктов.
— Переезд.
— Прямо за ним станция, там и остановимся. Как приличные люди.
— Стрелка, на какой нам путь?
— Все свободные? Давай на самый левый, чтобы на крайнюю платформу, там тупиковая ветка для сиверских электричек.
Двое парней спрыгнули с дрезины и побежали вперёд, обгоняя поезд, переключать стрелку.
— Смотрите! — Марат отвлёкся от управления дрезиной. — Настоящий маневровый дизель! Вот это транспорт, не наша пыхтелка! Похоже, его будет легко вывести с того пути, распихав вагоны по соседним. Сможем гонять куда угодно!
— А вон там, на площади — центр местной цивилизации, — даже памятник Высоцкому есть. И, конечно, несколько продуктовых магазинов, может быть, еда какая-нибудь осталась.
— Или местных встретим.
— Марат, тормози! Выключай мотор, приехали. Мы — дома!