Сказ о том, как буддизм на Русь приходил да ушёл
Давным-давно, в путинском царстве, олигархическом государстве, жил не тужил мòлодец славянской внешности, русской духовности да богатырского духа.
Жил не тужил да встретил на базаре Типитаку на языке басурманском еле понятном. Заинтересовался мòлодец: я же умный, должòн всё понять!
Засел за словари на совесть и за страх в хоромах каменных, палатах белостенных. Пропылилися власы его чистые, отросла борода благородная.
Запечалился сначала мòлодец наш — не понял он мудрости азиатской в пересказе басурман европейских, но затем разобрался с азами да буквами палийским, понравилась ему религия заморская — заумная да не умнее его мòлодца-светлая-головушка, духа богатырского полного. Решил он в неё податься и миру возвестить о важности мысли буддийской, о силе ума Будды-царя.
Принял он веру в Будду-батюшку, что даровал народу своему Учение светлое; принял веру в Дхамму, к Просветлению приводящую; а вот в Сангху не уверовал, русская душа запротестовала: там же люди обычные, ну как бояре-думцы наши сидят — чем они лучше меня, детинушки русского, богатыря славного?
Сангхе веры нет. Это что за птица такая? Это же как наши бояре-во-всём-виноватые при царе — тупой и ещё тупее и дурак ими погоняет. Нет! Вся мудрость — она при царе, при Будде-батюшке нашем любимом, а прихвостням этим доверья нет! И стукнул молодец кулаком богатырским по столу, закачалась лампада, упало перо и чернила расплескались на бумагу.
А раз нет веры в доброту и силу Сангхи огромной, то и заслуги её никчемны, выкинуть нужно, очистить Учение Будды-батюшки от рук их порочных, взглядов алчущих. И бросился мòлодец наш со всею силушкою богатырской, применил он подход современный, технологию модную — лингвистический анализ да филогенетику прозападную. Разорвал листки умные да костёр запалил из бумажек излишних.
Что Буддой не сказано точно, то точно для топки сгодится, зимушкой северной греться. Ведь только Будда-батюшка, учитель наш ненаглядный, только пред ним склониться готовы, остальные — холопы бездумные — не могли правду писать, обязательно их басурмане запутали. Убрал с глаз долой молодец русский всё, что глазу его молодецкому неприятно, повымарывал словеса непригодные, что гордыню желают прижать и ужалить. И стала книга его и гладка, и стройна, и легка. Читать её — что мёд пить.
Но душа его без веры глубокой не осталась спокойна работой проделанной, как волны в грозу черна его воля, и пенятся мысли от любой ерунды. Покой не даёт третья строчка на десятой странице — какой-то кривой перевод приведён на потускневшей бумаге той. Надо поправить: переводчик же тоже когда-то был человек и басурманин его золотою монетой купил, исказил он ту фразу. Переводчик на сотой странице — там целый абзац! — так просто не понял он мыслей всю глубину. Что взять с дурака?
Вот и сидит молодец наш уже с сединой на висках в тёмной клетушке с одною свечой и правит (и правит!) текст он святой.
Я лучше же знаю, как было в речù,
Я же с батюшкой нашим, Буддой-отцом,
Почти лично знаком!
Прокричал он во тьму. Никто не ответил безумцу в ночи, лишь филин, в тревоге крыло искривив, бесшумно облетел лачугу кругом.