Круговорот писателя в природе
Молодой аккадец Саргон намесил глины, разложил её в формы, разровнял и дал немного подсохнуть. Вынув заготовки, он получил первый десяток глиняных табличек. Абсолютно гладкие, нужной влажности глиняные плоские кирпичики отчаянно просили палочку для письма, чётких чёрточек, оставленных уверенной рукой. Автору хотелось оставить первый знак своего произведения, но он решил оттянуть это приятное начало и взялся за глиняный ярлык, на котором трёхгранной палочкой вывел название, примерно переводимое на современной язык как «Круговорот автора в природе» и своё имя.
Вытянул руку с ярлыком, покрутил его и так и сяк. Однозначно красиво вышло. Больше оттягивать нельзя, пора браться за написание. Он поправил простую шерстяную юбку, отмахнулся от назойливых мух и проверил, что все нужные для писания и исправления ошибок инструменты под рукой, и склонился над первой дощечкой.
…
Неплохое начало, мне кажется, подумал Публий, отрываясь от пергамента и смотря на сальную чадящую свечу. Наверное, именно так и писали свои произведения авторы древности. Вот только что именно он мог написать на своих примитивных дощечках? Варварский язык, какие-то значки, небось не мог ничего толком выразить. Медленно писали, интересно было бы прочитать, жалко мы уже не понимаем их значков, правда, всё равно выглядит красиво.
Пока чернила высыхали, Публий встал, чтобы размять замёрзшие члены — зимой туника с тогой уже не спасали от холода, хотелось замотать ступни и голени, но это всегда мешало Публию думать и писать. Хорошо в Аккаде, там мой герой не мёрз даже зимой. Он выглянул на улицу, мимо прошла очаровательная девушка с кувшином, тоже замотанная до самого подбородка.
Зато как удобно писать мне, успокаивал себя Публий, сейчас так легко писать на тончайшем пергаменте замечательный гусиным пером. Потом ещё художник Гней раскрасит поля, и получится отличный подарок. Надеюсь, книгу будут переписывать, ещё при моей жизни…
…
Не слишком ли я увлёкся? Справлюсь ли я с рассказом про писателя, который придумывает про другого писателя? Правильно ли я пишу про древность, может быть уточнить у кого-нибудь историка, как было на самом деле? Нет, должно получится, всё хорошо идёт, как надо!
Так думал Хэйл, перечитывая написанное. Мудрёно получается, поймут ли мои провинциальные читатели, которые, небось, никогда не слышали про глиняные таблички и лишь смутно представляют как одевались люди в Древнем Риме. Лично мне нравится, так что пусть остаётся.
Он оглядел себя, проверил, что на его ярком расшитом золотом дублете нет ни одной капли чернил, ни одной пушинки. Образ писателя должен быть светел и возвышен. Хэйл выглянул в щёлку в ставнях — на улице никого не было, хотя Пиппа уже обещала быть.
Сейчас допишу и отдам в типографию, чтобы отпечатали сотню копий — этого количества должно хватить. Надеюсь, получить с каждой копии по 10 стерлингов, если всё продать — дело выгорит. Лишь бы им понравилось!
…
Кирилл убрал руки с клавиатуры и включил свет — в Петербурге в ноябре очень рано темнеет. За окном виднелись лишь свинцовые тучи и в свете фонарей эфемерные полосы дождя.
— Удачный сегодня день, легко идёт текст. — Сам себе сказал Кирилл и встал, чтобы размяться и выпить колы. В хлопчатобумажной рубашке с легкомысленным принтом и шортах до колен он пору раз отжался, сделал десять приседаний, разогнал кровь.
Задумка сразу увлекла его и сюжет придумался в миг. Может получиться милый рассказ, надо зафиксировать мысль, но как всегда он отвлекался от процесс, цепляясь вниманием за разнообразные дурацкие посторонние предметы.
Весь день он провёл за компьютером, выискивая нужную информацию и сводя концы с концами в своём рассказе. Герои вели себя подобающим образом, образы складывались в полноценные картинки, он легко представлял персонажей, сидящих в своих хижинах и комнатках.
— К коле у меня где-то был виски. Уже можно и накатить.
…
Много сложный слов получается, подумал Аэр, лёжа на траве в лёгкой синтетической тунике идеально белого цвета. Кто сейчас знает, что такое «виски», «накатить» или даже «кола»? Придётся добавлять комментарии.
Молодой человек поднял взгляд к висящему в воздухе тексту и силой мысли добавил необходимые комментарии. Рядом с устаревшими словами появились значки, нажимание на которые вызывало появление в воздухе перед текстом небольших полупрозрачных плашек с комментарием.
Вот так лучше. Хотя нет, пожалуй, лучше убрать — так я поощряю в людях лень. Если им будет непонятно, но интересно, пусть сами ищут, что значат эти слова. А если непонятно и неинтересно — сами виноваты. Одним движением мысли он удалил комментарии, вернул тексту былую строгость. Пусть будет так.
…
Как же сложно с этим языком фантазировать! Как сложно описать то, чего ещё нет! Вот как я, высокообразованный писец Саргон, опишу этим скудным набором знаков то, как люди в будущем будут сочинять? Конечно, у них не будет глиняных табличек, это треугольных палочек, но чем мне описать их инструменты для письма? В аккадском языке нет нужных слов. Беда, беда! Но я всё же попытаюсь передать свои мысли! Я описываю, как будто он пишет прямо мыслями на воздухе, где знаки твердеют, но легко исправляются при необходимости. На самом деле, конечно же, так не будет, но как описать всю лёгкость письма иначе? Надеюсь, читатель поймёт мой замысел и не поднимут меня на смех.
Молодой человек отложил десятую глиняную табличку, снова поправил шерстяную юбку, почесал укус на спине в области правой лопатки и позвал младшего брата.
— Отнеси это к печи, пусть обожгут. Только осторожно! Здесь очень ценный и важный текст — не дай бог они расколют хоть одну!