Столкновение миров
Хотя Рольф был немного ниже, коренастее Странника, который, тяжело опираясь на посох, всё же стоял выпрямившись, сейчас казалось, что первый возвышается над вторым. В глазах Странника было спокойствие, обречённое спокойствие человека, который уже не надеется, но всё знает. Рольф же был разгневан, почти взбешён и его глаза метали молнии.
— Какое ты имеешь право решать за всех остальных? Почему ты решил, что раз ты так хочешь, то и все люди разделят твоё мнение? Кто ты такой, чтобы решать за всё человечество?! Ты, Странник, заперся вдали от всех, но определяешь судьбу людей по своей прихоти, по каким-то неясным предпосылкам. Ты закрылся от чувств, чтобы не бояться, не страдать, но этим же убил и любовь, сострадание, а чем же без этого руководствоваться принимая решение? Ты не решаешь проблем, ты от них уходишь. Отказываешься принимать необратимые решения, совершать необратимые поступки. Убираешь проблему в такой долгий ящик, чтобы при твоей жизни не пришлось её вытаскивать, но жизнь твоя так длинна… Ты так боишься, что даже не решился умереть! Пережил своих детей, внуков, правнуков, всех близких, потерял всё, что было в жизни, остался не жить, но существовать. Жив Странник или мёртв? Что представляет твоё существование, зачем оно тебе? Просто потому, что страшно умирать, боишься узнать, что после смерти ничего нет? Вряд ли жалко, тебе уже и терять-то нечего, всё, что было, осталось в далёком прошлом, таком далёком, что мне и не представить. Но ты продолжаешь изображать живого и самого важного, самого главного! — Рольф остановился перевести дыхание.
— В чём-то ты прав, — спокойно ответил Странник, — есть доля истины в твоих словах, но ты ещё очень молод, хотя ты уже взрослый мужчина, отец семейства, ты ещё полон юношеского максимализма. Ты умён, но ещё многого не знаешь. Давай пройдёмся. — Он приглашающе махнул рукой.
Они пошли в темноте бескрайней пещеры, где единственным светлым пятном был Рольф в своих небелёных одеждах. Странник практически сливался с окружающей пустотой за счёт своей чёрной одежды. Свет, как казалось, падающий из ниоткуда, образовывал небольшую светящуюся сферу вокруг Странника и Рольфа, которая сопровождала их всю прогулку. Вокруг была полная темнота, нарушаемая далёкими вспышками, редкими и короткими, преимущественно красного и фиолетового цвета.
— Тебе нужно ещё многому научиться. Например, что, если даже ты прав, абсолютно уверен в своей правоте и действительно прав, то всё равно найдутся люди, и их будет немало, которых ты не сможешь убедить. Не сможешь никакими методами, и нет такого способа, который бы заставил их изменить точку зрения, даже если они совершенно не правы. И с этим нужно смириться. Лучшие из них скажут тебе в ответ: я тебя понимаю, но всё равно не согласен, всё не так. И я отношусь, смею себя к ним относить, к этим лучшим. Я понимаю твою позицию, даже могу объяснить, почему так хорошо понимаю, но всё равно ты меня не переубедишь, я не согласен с тобой, что бы ты ни делал. Вот ты говоришь, я убежал от эмоций, закрылся от страха. А как иначе, если он парализовывал меня, лишал сил и возможностей что-либо делать?
— Можно избавиться от страха, но не убивать при этом любовь.
— Для тебя это возможно, а для меня — нет.
— Ты стал как берсерк, которому ярость затмевает все остальные чувства, только у тебя и ярости нет.
— Да, в этом наше отличие. У меня совсем не осталось агрессии, то ли её и не было, то ли со временем вытекла сквозь песок, который тоже с меня давно сыпется. А в тебе она ещё плещется, хотя и не через край, но достаточно, чтобы люди воспринимали тебя как лидера, чтобы они шли за тобой. И ты экстраверт. Стал им, когда влюбился. Или из-за падения стал таким. Да, да, не удивляйся. Я слежу за всеми своими потомками и знаю тебя отлично. Надо сказать, что мы очень похожи, ты ближе мне, чем все прочие. Похож на меня, как брат или сын. Но всё равно не понимаешь меня… — Странник тяжело вздохнул.
Они шли по гладкому, как будто отполированному тысячами ног, каменному полу. Или одной парой ног, ходящей тут тысячелетиями. «Он тут веками ходит из стороны в сторону, что ли», — подумал Рольф. За тысячу лет и в одиночку можно отполировать пол. Конечно, если ты достаточно материален.
— Понимаешь, Рольф, мне нужен единомышленник, но даже ты не смог им стать…
— Из-за падения и любви? Потому, что любящий человек не может тебя понять? — перебил Рольф. — Или потому, что ты не можешь понять влюблённого человека?
Странник остановился, посмотрел Рольфу в глаза, задумался на пару секунд и засмеялся каким-то грустным смехом.
— Ты серьёзно? Думаешь, я никогда не любил и не знаю, что это такое? Нет, дело не в этом. Просто ты другой, а я очень требовательный, избирательный, скажем так, интроверт. Я долго искал, встречался со многими людьми, узнавал их, пытался убедить в своей правоте, приводил тучи примеров, объяснений, доказательств, но это ни к чему не привело. Нельзя сделать человека единомышленником, если он им не был до встречи с тобой. Давай присядем.
Они подошли к каменному столу с двумя каменными же скамьями. Это был именно стол, а не просто грубо выдолбленный куб камня, у него было всё, что полагается массивному столу на двух массивных широких ногах, но вот только он был монолитным с полом. Скамьи были такие же — изящно вырезанные и недвижимые. Рольф задумался: интересно, этот стол сделали вытягиванием камня из пола или, когда создавали эту огромную пещеру, оставили холмик на полу, чтобы потом выточить стол со скамьями.
— У меня есть только один единомышленник — Колесо, но лишь потому, что я его создал. Оно обладает каким-то подобием разума, оно, думаю, сейчас нас слушает. Это именно оно создаёт и поддерживает препятствия, защищающие мой маленький мир от людей. Маленький мир, который я не могу покинуть.
Странник поставил свой посох и сел. Пол был абсолютно ровный, посох ни на что не опирался и, хотя Странник поставил его довольно небрежно, он остался преспокойно стоять, как вкопанный. Рольф решил не оплошать и в точности повторил за Странником — посох остался стоять и даже не покачивался. Странник любил театральные эффекты, но Рольф в этом от него не отставал.
— Ты не понимаешь одной вещи. Когда ты совершенно прав, всегда найдётся человек, пусть и не сразу, которого ты не сможешь переубедить по одной простой причине — он тоже прав. Да, так бывает. Ты ничего не сможешь сделать пока не изменишь точку зрения, то место, откуда ты смотришь на мир. Это не значит отказаться от своей правоты, это значит изменить мировоззрение.
— Но как может быть, что две точки зрения правильны? Если я говорю, что камень падает вниз, а ты говоришь, что камень летит вверх, то не может быть так, что мы оба правы. Если я отпущу камень, он упадёт, а не взлетит.
— Почему же? Он может и взлететь, если вот это, — Странник показал рукой вниз, — потолок, он же верх, то камень взлетит к потолку.
— Но это же пол!
— Для тебя пол, но ты уверен, что и для меня это верно? — Странник улыбнулся и пристально посмотрел на посох Рольфа, как будто видел что-то, чего не видел Рольф.
— Но это же глупость считать пол потолком!
— Да, считать — глупость, но если он для меня действительно является потолком? Если он истинный потолок для меня.
— Но это же безумие! Нужно не спорить с таким человеком, а лечить его безумие. — Рольф всё ещё был слишком возбуждён.
— Да, но это лишь из-за того, что пример далёк и не точен, он слишком прост. Есть много вещей в мире, которые не так однозначны, как притяжение.
— Они неоднозначны, пока ты не разберёшься в них достаточным образом.
— Наоборот, — Странник улыбнулся, — когда в них разберёшься до конца, поймёшь их неоднозначность, но для этого требуется время, много времени. Вдруг есть существа из антиматерии, для которых притяжение тоже действует обратным образом? Но сейчас нет необходимости спорить об этом, ты сам все узнаешь в своё время. Я хочу показать тебе инструмент равновесия — Колесо. Я создал его по образцу Колеса Мерлина из Амбера.
…
Если бы Рольф видел хотя бы одно колесо обозрения из любого парка развлечений, то он бы точно его вспомнил при виде Колеса Странника. Огромное, в сумраке пещеры не понять реального размера, колесо со множеством спиц неторопливо крутилось, зависнув в воздухе ни на что не опираясь. Множество его спиц заканчивались небольшими ящичками, которые светились разными, но все одинаково мрачными, цветами. Завораживающее зрелище, особенно, если чувствуешь энергетические нити, сходящиеся в ступице колеса.
— Здравствуй, Рольф! — глухой низкий голос раздался откуда-то сзади.
Рольф резко обернулся, сработал защитный рефлекс. На уровне пояса в воздухе плавала маленькая полупрозрачная копия Колеса, из неё и раздавался этот чуть механический голос.
— Доброго времени суток, Колесо. — Интересно, искусственный призрак.
— Я давно за тобой наблюдаю, принц Города. Это приятно делать, приятнее, чем за другими. Твои поступки испускают ту энергию, которая питает меня, правильные поступки. — «Скажи это Страннику», вставил Рольф. — Я соблюдаю приличия и нахожусь рядом, лишь когда ты на людях. Я всё правильно говорю, Странник? Не привык общаться с кем-то, кроме Странника, нет уверенности, что ты меня понимаешь правильно.
— Да, всё правильно, он понятливый. — Странник широко улыбнулся. — Вот оно, моё любимое детище.
— Единственное, которое осталось в живых, похожее на тебя, живущее своей странной жизнью, — ответил Рольф. Улыбка Странника тут же пропала и лицо вернулось в обычное безэмоциональное состояние. — У тебя много шпионов для слежки за внешним миром.
…
Масштабы поражали воображение Рольфа, хотя он уже многое видел на своём веку. Он чувствовал, какая магическая мощь пульсирует в предметах, составляющих Колесо и схрон, как рвётся она на свободу, и только искусно сплетённые Странником нити удерживали необъятную силу в относительном покое. Магические артефакты, собранные Странником со всего мира, были объединены в сложную структуру, часть которой давала энергию Колесу, а всё остальное взаимодействовало с миром таким образом, что магия отступала, мир становился чист от неё: предметы лишались силы, а люди, обладающие магическими способностями, не могли ими пользоваться. Но это равновесие нарушалось Рольфом и теми предметами силы, что он создавал или находил, приносил в мир, потому он и был здесь, ему надлежало сделать свой взнос, если он всё же согласится, в это магическое хранилище. Чего тут только не было. На массивных каменных кубах, плавно выходящих из пола лежали и прекрасные тиары, и короны с огромными камнями, и лук со спущенной тетивой, и меч, наполовину вогнанный в камень, и даже простой мелок для рисования белого цвета. Далеко не сразу Рольф смог оторвать взгляд от этой коллекции и заметил, что над ним в воздухе летают, кружат ещё артефакты не меньшей магической силы.
— Часть находится ниже нас в массиве камня, расположение зависит от характеристик предмета, — объяснил Странник, заметив удивление Рольфа.
Магическая сила притягивала Рольфа, ему хотелось коснуться того или иного артефакта, но в то же время он понимал, даже чувствовал, что не нужно этого делать, что это ловушка, его касание может нарушить путы и высвободить поток энергии, который сулил неизмеримую власть, но вместе с ней приносил страдания и скорую смерть. Сюда нельзя пускать слабых людей, они захотят этой силы, этой власти, но не задумаются о последствиях.
— Всё же почему ты решил принимать решения за всех людей, без учёта их мнения?
— Мнения людей? А как бы я его узнал? Подошёл к каждому и спросил? Или узнал бы их мнение через их правителей? Ты действительно думаешь, что это возможно? — Странник был неожиданно строг. — Да и вообще, что такое мнение людей, мнение толпы? Мнение одного человека, отделённого от всех стоит зачастую немногого, а уж мнение большой группы людей — пустой звук. Ты когда-нибудь задумывался над тем, почему люди делают тот или иной выбор, на что они ориентируются, чем руководствуются? В этом так мало разумного, что и спрашивать у них нет смысла — одну ерунду ответят, причём разную каждый день! Я не всезнающий бог, карающий за каждую мелочь. Да и вообще нет такого знания — люди сами не знают, чего хотят и что им лучше. Зачем у них что-то спрашивать?
Странник говорил властно и уверенно, но Рольф заметил, что эта уверенность, в отличие от властности, поверхностна, для других, она не была свойственна натуре Странника, хотя скрывал он это хорошо. Он сам себе старался внушить уверенность, и ему это удавалось. Активная жестикуляция только подчёркивала, что он не терпит возражений или неподчинения — это было подсознательно, так как при общении он умел слушать чужое мнение, хотя и редко учитывал его.
— Ты скажешь, что нужно им дать время обдумать вопрос. Они начнут обсуждать его между собой, спорить и не придут ни к какому решению, разве что самому глупому. А ещё есть политика: одно решение будет выгодно одной стороне, другое — противной партии, и общее решение будет определяться силой и деньгами, а не умом людей. Даже простейшего решения они не могут принять, спроси их о простом, например, хотите получить 32 мая? Спроси, попробуй.
За разговором они обошли все артефакты и остановились у пустых каменных кубиков, ждущих своих реликтов.
— Поставь свой посох тут, если хочешь, чтобы мир остался прежним. Тут нет смысла думать, тебе всё равно не хватит знаний, чтобы, исходя из них, получить истинный ответ. Доверься интуиции, попробуй услышать необоснованный, но верный ответ.
— Я оставлю посох, но всё равно мир, такой, каким мы его знали, подходит к концу. Такой, каким ты его знал, Странник. Такой, каким ты его поддерживаешь. — «и, может быть, создал», подумал Рольф.
— А тут место для кристалла.
…
— Тебе нужно будет принести ещё тот кристалл, что ты добыл в долине магов, он слишком сильно искривляет магическое пространство.
— Но я его уже подарил матери!
— Придётся ей объяснить, рассказать то, что ты захочешь, и то, чего будет достаточно. Она умна, она поймёт, даже лучше, чем твой отец. Ему, как раз, лучше не говорить.
— Это будет нелегко. Отцу действительно лучше не говорить.
— Многие правильные вещи делать сложно.
— А почему его? Он красив, да, но магии в нём не так уж много.
— Он получил твой отпечаток и копит силу, скоро он может стать значительно сильнее, если его не принести сюда.
— А тут он не станет таким сильным? Или просто ты сможешь использовать его силу в свою пользу?
…
— Да, это дух одного из правителей Города, его имя уже стёрлось, так как оно не имеет никакого значения. Он твой далёкий предок, а мой далёкий потомок. Несчастный был человек, далеко не каждому приходится проживать века в виде малоосознанного духа. Он помогает мне иногда, у нас с ним хорошая связь. Да-да, именно от него я знаю о твоей встрече с ним и тем зверем в туннеле, именно тогда я его заметил и призвал к себе. Я помог ему, а он мне.
— Как же ты ему помог?
— Сделал немного более свободным и осознанным.
…
— А ещё ты боишься восклицательных знаков и необратимых поступков. Пустить магию в мир, открыть миру новый путь — это может быть необратимо, потому ты всячески избегаешь этого. Но знаешь ли ты, что волны гасят ветер?
Странник нахмурился и после раздумий ответил:
— Знаю, но причём тут я?
— Ты считаешь себя большим жуком в муравейнике, который разрыл его и навёл шороху на муравьёв, но как только жук уйдёт, муравейник продолжит своё методичное существование. Муравьи заделают дырку в стене и побегут дальше по своим делам, быстро забыв о погибших братьях. Последствий от жука не останется, жизнь продолжается.
…
— Здесь я могу создать, что угодно, любую красоту, любую причуду.
— Ты не можешь создать одного — удивительного. Удивительного для самого себя, ведь всё это лишь твоя фантазия, а реальный мир непредсказуем.
— Ты в этом уверен? И в первом утверждении есть доля неистины, и во втором. Не забывай, — он показал на невидимый потолок, — это может быть полом.
…
— Я видел реальный мир больше, чем ты. Я путешествовал и по земле, и по воде, и по воздуху, и даже там, где нет ничего.
— Но теперь ты тут, где нет всего этого.
— Да, зачем мне всё то, что я уже познал, изведал, ощутил? Мир стал скучен, одинаков и предсказуем.
— Но ты не решился умереть.
— Не значит ли это, что ещё есть причины, держащие меня здесь, в этом мире живых людей?
…
— Я дам тебе уйти, конечно же, не буду тебе мешать, но ты вернёшься. У тебя есть иллюзия свободы воли, или даже она сама, это не так важно, я не буду тебя лишать её.
— Почему же? Меня сюда ничего не тянет, совсем нет желания возвращаться. Или ты свернёшь мир в хитрую петлю, чтобы все мои дороги вели сюда? — горько усмехнулся Рольф.
— Нет, ничего этого не требуется. Хотя ты со мной и не согласен, я уверен, что пройдёт время и ты придёшь к тому, что это необходимо сделать. И ты принесешь мне тот кристалл. Так что мы ещё свидимся, и, думаю, не раз. Я сумел тебя заинтересовать, я вижу это. У тебя появится ещё много вопросов ко мне, на которые ты захочешь получить развёрнутые ответы, а для этого тебе придётся снова и снова приходить сюда. Ты сможешь найти здесь ответы на вопросы, которые есть у тебя к самому себе. Прости, не могу тебя проводить, я не могу выйти из этой пещеры, но могу показать начало легкого пути на поверхность. В эту сторону не обязательно проходить все препятствия. До встречи, мой юный потомок.
Странник с грустью смотрел вслед Рольфу, единственному живому человеку, которого он видел, с которым общался, за последнюю тысячу лет. На него он возлагал большие надежды, но понимал, что всё будет иначе, и он не знал, будет ли это иначе лучше или хуже. Когда Рольф скрылся из виду, Странник улыбнулся своим мыслям:
— Это были хорошие деньки, — и произнес фразу, которую не понял бы никто из этого мира, — I still love you… — С последним словом он исчез, растворился в воздухе.
…
Рольф быстро поднялся на поверхность и очутился невысоко над перекрёстком. Свежий воздух показался ему таким наполненным жизнью, что только сейчас он понял какой неподвижный и… никакой был воздух в пещере Странника. После неё выход на солнце был как второе рождение. Ему хотелось взлететь. Он встал на самый край и прислушался к своим ощущениям. Где-то внутри была уверенность, что если сейчас шагнуть вперёд, то обязательно взлетишь, как это бывает во снах. И полетишь с лёгкостью в теле и на душе, всё тяжелое и скверное останется внизу, на земле. И он уже совсем был готов сделать шаг, но не смог: несмотря на эту странную уверенность, он не смог полностью в это поверить. Кажется, даже верил, как минимум, хотел верить, но где-то внутри жила неуверенность, неготовность к чудесам и полётам. Он ещё немного постоял на обрыве. Из-за гор всходило солнце и склоны окрашивались в приятные насыщенные цвета, оттенки, которых не могло быть в пещере Странника. Легкий туман в лучах позднеутреннего солнца навевал ощущения нежных лепестков лотоса. Тут вдали появился подъезжающий к перекрёстку караван и нужно было не лететь, а спускаться вниз, чтобы с этим караваном двинуться обратно, за кристаллом. Рольф уже понял, что у него нет другого варианта, он должен отдать его Страннику. Он был не согласен, но знал, что Странник прав. Иногда приходится соглашаться, даже если тебя полностью не устраивает этот вариант, но для этого нужно какое-то глубинное неосознаваемое знание, чувство. Должен быть какой-то элементик, дающий ответ при недостаточных знаниях, как у Голана Тревиса.