Глава 6
Из чахлой рощицы, которую рассекала разбитая грунтовая дорога, выехал Land Rover Defender и направился к пойме реки Оредеж — небольшой реки в Ленинградской области. Здесь, недалеко от истока, она представляла собой чистый и бурный поток, подпитываемый холодными и кристально чистыми источниками. Ещё не достаточно большая для плавания по ней, но рыбаки уже протаптывают тропинки к наиболее перспективным местам. Рыбаков в этих местах немного не столько потому, что рыба исключительно мелкая, сколько потому, что вокруг деревни, откуда уезжают жители и только летом пополняются скудным потоком столичных дачников, большинство которых предпочитали посёлки покрупнее, где ещё сохранилась инфраструктура, магазины и больницы.
В здешних краях таким центром притяжения являлся посёлок Сиверский, где за последние годы выросло несколько крупных магазинов и множество мелких организаций сферы услуг. Малый и средний бизнес развивается на удивление успешно и быстро. В соседних деревнях же дома разрушаются, домашней скотины почти не осталось, поля вдоль реки зарастают кустарником и деревьями. И только небольшие тропинки рыболовов выдают, что жизнь ещё теплится в этих краях.
Потому так не к месту смотрелась тут это шикарная машина Странника — не новая, но проверенная, тёртая временем, обкатанная, ставшая статусом, показателем первопроходца с деньгами.
Страннику планировал как-то легализовать научные открытия, которые совершала Диана, да и провести натурные эксперименты тоже полезно, а всё это лучше всего делать под прикрытием явных научных разработок. Проводить такие эксперименты, что практически никто, даже из профессионалов, не отличит банальные от неожиданных, связанных с чем-то неизвестным научному сообществу.
Для этих целей им был выкуплен огромный участок заброшенной земли, около посёлка Сиверский, который раньше окружали многочисленные совхозы и колхозы. Где-то эти земли уже заняли коттеджные посёлки разной степени успешности, но всё больше новых лесов вырастало всего в семидесяти километрах от Петербурга. Страннику удалось выкупить, и переоформить статус, бывших полей на самом берегу реки выше посёлка по течению. На полях ничего не сохранилось, кроме старой и пыльной просёлочной дороги и тридцатилетних берёз с осинами.
Ничего нет — наилучшее состояние для реализации очередной мечты, а Странник на этой покинутом людьми месте планировал реализовать не одну мечту, а сразу три своих фантазии. Планы, как всегда, грандиозные, на грани реалистичности.
В центре участка, сдвинув к реке, запланирован дом самого Странника, окружённый со всех сторон фруктовыми и ботаническим садами, которые ограничивались с одной стороны рекой, а со всех остальных — высокими стенами построек. Коттедж Странника — центр всего, с одной стороны, и самое изолированное место, тишайшее место — с другой.
Ниже по течению он выделил место под Институт теоретической биологии. Именно это отрасль естественным наук позволяет сделать открытия без слишком большого оборудования — новоявленный миллиардер мог позволить себе построить и коллайдер, и телескоп на орбите, но это требовало слишком много времени. К тому же, биология — то, что больше всего интересовало молодого человека, уже задумавшегося о вечном, о длительности жизни, о смерти, о счастье в этой жизни. Ему нужна была биология для личных целей и он, не задумывающийся обо всём человечестве, был готов отдать часть своих открытий на откуп, чтобы надёжно спрятать остальное. Он понимал, что современная медицина делает людей не столько здоровее, сколько счастливее, даёт возможность лучше прожить отведённые 100-120 лет. Конечно, медицина не может самостоятельно сделать человека счастливым, но уменьшить количество страданий — вполне. Потому с одной стороны сады ограничивала четырёхэтажная стена института.
Имелся в проекте и дальний прицел, совершенно иного плана, но тоже связанный со счастьем — потому вторым, симметричным по отношению к институту, зданием планировали буддийский монастырь. По мнению Странника — второй путь, взаимодополняющий, к достижению если не счастья, то избавления от части страданий. Там — физическая помощь, тут — психологическая, духовная, как две части шалаша, которые не могут стоять одна без другой.
Оба учреждения получили по большому квадратному зданию, напоминающему подслеповатый форт — наружу, особенно в сторону садов вокруг коттеджа Странника, выходили единичные небольшие окна, зато внутрь, в широкий и светлый двор здание открывалось огромными панорамными окнами и витражами. Классическая кладка из кирпича и камня дополнялась пастельными цветами и скрытыми современными деталями, обеспечивающими комфорт и удобство. Во внутреннем дворе, где создавалось впечатление, что ты попал в другой мир, бесконечно далёкий от разрушающихся деревень вокруг, можно проводить хоть научные, хоть буддийские конференции, хоть заумные лекции, хоть яркие праздники. Строгий стиль был позаимствован у старых английских университетов, потому преобладали каменные дорожки, вечнозелёные газоны и обязательный фонтан. Все удобства не только для занятий непосредственным делом, наукой или буддизмом, но и для полноценной жизни, из комплекса можно не выходить месяцами.
Последней, четвёртой и дальней от реки, границей садов Странника являлась административная постройка, выдающаяся за фронт двух домов-фортов, соединяющая их углы. В том же стиле, те же четыре этажа, тот же строгий камень и стройность окон, но меньше закрытости, свободнее вход, больше чужих. Здесь расположились управление, бухгалтерия всего и вся, прочая администрация. Самое нелюбимое Странником здание, от посещения которого он старался всегда отказываться, перекладывая обязанности на Диану.
Таким образом небольшой коттедж Странника, двухэтажный с башенкой, расположился в самом центре новой жизни, но изолированный от неё зелёной пеленой плодовых и редких деревьев, кустарников. Он мог, по желанию, быстро оказаться в самой гуще событий, быть на пике людской активности, направлять её, а мог, сделав шаг за автоматические двери, оказаться в тишине и покое, смотреть на бабочек с цветов, стрекоз с реки и слушать пение птиц, не подозревающих, что совсем рядом люди вскрывают очередную загадку природы и собственного ума.
К научно-буддийскому комплексу от ближайшего шоссе проложили дорогу, неширокую, но добротную, с хорошим асфальтом, которая полого спускалась к реке через стихийную поросль, переходила каменный мост, ещё не успевший состариться настолько, чтобы там было комфортно поселиться троллям, и, огибая фермерское поле, подходила к административному зданию и двум большим аркам-ртам замков знаний.
Грандиозную стройку удалось закончить, насколько можно закончить стройку и ремонт, всего немногим более чем за три года. Сразу после этого парадная дорога наполнилась разнообразным автотранспортом. Сюда ехали и шикарные машины бюрократов, и старенький отечественный автопром любителей буддийских идей. Большие деньги позволили сделать небольшой институт в Ленинградской области около никому ранее неизвестного в науке посёлка центром притяжения большой науки. За счёт организаторов легко устроить конференцию с лекторами со всего мира — если всё оплачено, всё включено, почему бы не съездить, не выступить, тем более «там будут все наши» и много именитых учёных. Не типичные для российской науки деньги позволили собрать талантливых учёных, способных не только ставить эксперименты, но и вести научные дискуссии в рамках семинаров, которые проходили в специальных залах и, при хорошей погоде, во внутреннем дворе под лёгким тентом, под шелест фонтана. Эти встречи и свободные разговоры на равных быстро стали собирать учёных и студентов больше, чем выступления Нобелевских лауреатов.
Под этим прекрасным прикрытием, которое само по себе было увлекательно и полезно, Странник выводил на свет результаты исследований, сделанных Дианой. Кто-то из исследователей любопытствовал, откуда же их начальник вытаскивает такие странные темы, неожиданные, казалось бы, давно занафталинованные направления. Некоторые догадывались, что им задаются вопросы, на которые заранее известны ответы, риторические вопросы для каких-то иных, скрытых целей — слишком уж точны и конкретны были задачи и условия экспериментов. Однако, никто не возражал против участия в этой, в некоторой мере, профанации. Во-первых, это действительно увлекательно, настоящие открытия с точки зрения современного научного знания и сообщества, новое для мировой науки. Во-вторых, авторами в статьях и патентах ставились именно те, кому поручали выполнять заведомо решаемые, но глобальные задачи. Странник давал учёным всё, что им требовалось, начиная с самого низа пирамиды Маслоу, заканчивая её острой и блестящей вершиной. Потому каждый толковый учёный мог найти себе место в Институте, увлечься исследованиями на полную катушку.
Вскорости после открытия слава института распространилась по всему миру. Все читали статьи в журнале института — только там публиковали результаты — и новости об открытии в каком-то новом институте, почему-то теоретической биологии, расположенном, почему-то в посёлке Сиверский, об открытии новых эффективных лекарств от различных видов рака, о средствах от выпадения волос и наоборот для их эпиляции; выработки, после жарких дискуссий на русском и английских языках, новых концепций, пониманий того, что такое жизнь, биологический вид, живое существо, эволюция, — тут, наконец, становится понятно, почему институт так называется — какое отношение сознание, разум имеет к биологии; о дерзких разработках препаратов от старости, которые не совершенны, но уже, если доверять экспериментам на животных, даруют лишних десять лет жизни — правда, не всем, тем, у кого определённые отклонения метаболизма.
Многие открытия, те, которые не очень открытия, работали надёжнее и шире, чем можно предположить из публикаций, потому Странник ничем не рисковал, применяя их для себя, для формирования совершенно здорового и молодого тела. При этом радикальные средства тестировались и производились в роботизированных научных блоках, куда из людей мог попасть только Странник, а всем управляла — вездесущая Диана. Так что не все разработки, не все результаты экспериментов выходили на свет, доставались общественности. Странник хотел иметь преимущества, с одной стороны, а, с другой стороны, он не был уверен, что общество готово к такому неожиданному наследию технологического прогресса, что настолько резкое улучшение качества и длительности жизни положительно скажется на социуме. Многие модели предупреждали о возрастающем расслоении общества, что длинная жизнь без болезней станет доступна только элите, которая перекроет возможность пользоваться этими благами обычным людям. Появится вечно молодая правящая верхушка и ещё более угнетённая основная часть населения — ничего хорошего в этическом плане, антиутопическое будущее, которому не хватает прогресса в психологическом аспекте.
Ещё одно направление, разрабатываемое исключительно силами Дианы и Странника, заключалось в создании двустороннего интерфейса человек-электронная система, человек-компьютер. Идея не нова, фантастика полна такими интерфейсами, но в реальной жизни учёные ушли недалеко, даже с простой чувствительностью проблемы, а уж до понимания абстрактных мыслей ещё сказочно далеко. В подвалах института тестировалось несколько моделей на различных животных и электронных моделях мозга, которые имитируют электромагнитные колебания, характерные для головы человека. Однако, исследования были прерваны на стадии перехода от теоретических разработок к практике на человеке — даже в отдельных помещениях, куда был закрыт доступ для сотрудников, Странник не рискнул создавать полноценный интерфейс, в котором он так нуждался, запланировал реализовать его в другом месте.
Журнал института, который был создан одновременно с учреждением, активно наполнялся полноценными статьями, прошедшими все необходимые процедуры контроля, о всемирно важных открытиях, сделанных в институте. Никто не сомневался, что индексы журнала моментально вырастут, его станут цитировать все и везде, но в нём публиковали только свои институтские данные, ничьи больше работы не принимали. Такой журнал отчётов о проделанной работе в институте, практически междусобойчик, но с мировой славой. Никто не понимал, как деньги, всего лишь безумное количество денег, смогли создать такой научно-исследовательский феномен, институт на пустом месте, без традиций и многолетних наработок. Однако, взгляды многих научно-популярных СМИ перестали замечать что-либо, кроме Сиверского института теоретической биологии. Даже фонды, финансирующие научные исследования, приглядывались к направлениям в институте, чтобы предлагать своим зависимым учёным что-то подобное в том же русле, в надежде не отстать, рассчитывая повторить успех. Расчёт, конечно же, оказался неверным, так как никто из них не знал, что главенствующую роль играли не деньги, неограниченным потоком вливаемые в науку, а ручеёк научных идей, исходивший из круглосуточной работы Дианы над анализом уже имеющихся знаний, но забытых или пропущенных учёными со всеми света; теории, разрабатываемые в соавторстве со Странником.
Диана неявным образом присутствовала во всём институте, знала о каждом движении каждого сотрудника. Вся компьютерная сеть внутри института была Дианой, хотя пользователи даже не догадывались об этом, считая, что пользуются базовыми Windows или Unix, со всеми стандартными программами и самописными научными приложениями. И ещё удивлялись, как легко пишутся программы, как мало получается ошибок — не зная, что по ночам неспящая Диана слегка подправляет код или переделывает уже скомпилированные выполняемые файлы.
Большая часть письменного общения с начальством и администрацией внутри института, на самом деле, велась с Дианой, так же как официальная переписка вовне — всё лежало на Диане, которая умела подделывать и голоса, и стилистические особенности людей. Кроме того, она выполняла обязанности и научного консультанта, и сотрудника отдела кадров, и хедхантера, и SMMщика и, иногда, даже уборщицы. Все работы по подготовке публикаций для институтского журнала, включая рецензирование, вёрстку и онлайн публикацию, проводила Диана в одиночку, лишь изредка консультируясь со Странником.
Другая сторона, как в буквальном, так и переносном смысле, жизни Странника была не менее насыщенной. В строительстве и жизнедеятельности деньги тоже играют большую роль, позволяют достичь если не всего, чего хочется, то много больше того, что было бы без них. Однако, так же как и в науке, всего деньгами не сделаешь — люди решают всё. Тут даже Диана мало могла помочь, так как такие тонкие материи как дхаммы и закон каммы оказались вне поля её возможностей.
Когда есть готовый минимум условий — крыша, одежда, еда и медицина — быть монахом значительно проще, чем в обычной российской буддийской действительно, особенно в действительности школы тхеравады, которая совсем не так известна и популярна, как тибетско-бурятские буддийские направления. Без последователей, без мирян монаху не прожить, так как он обязан питаться подаянием. В отличии от христианских монахов, как это бывает в некоторых местах, он не имеет право зарабатывать на жизнь производя сельхозпродукцию или ещё как-то получать деньги с земли или имущества. У буддийского монаха не должно быть имущества, кроме того, что он носит с собой. Появление монастырей несколько изменило эту концепцию, но, если строго по канону, то даже в монастырях должен быть мирянин, который использует монастырские деньги — монахам нельзя владеть деньгами.
Поэтому проект буддийского монастыря, где можно жить на полном обеспечении с минимум трудозатрат, оказался популярен, правда, преимущественно у любителей халявы, которых в этой стране огромное количество. Множество людей оказались готовы постричься в монахи, чтобы жить на всём готовом в монастыре, если можно не напрягаться, не вести проповеди, а тихонько делать вид, что медитируешь в уютной келье или под деревьями на красивом берегу реки. Всё это легко предсказывалось и потому сразу же написали и ввели строгие правила, даже для мирян, которые хотели пользоваться бесплатным набором услуг. Не хочешь эти правила соблюдать, пожалуйста, но плати за проживание, питание и прочие услуги — как в гостинице. Если готов принимать участие в лекциях и медитациях, физических работах в монастыре, вроде мытья полов, то можешь проживать бесплатно, но не думай, что это будет отдых — паломничество в монастырь это тяжёлая работа над собой, в первую очередь над своим умом.
В монастыре удалось собрать полноценную сангху — более четырёх монахов с полными обетами, которые имели право стричь в саманеры и полноценных бхиккху. Ввели практики временного монашества, куда ежемесячно стригли с десяток саманер, правда количество желающих быстро уменьшилось — после рассказов тех, кто прошёл это испытание. Все думали, что это халявное улучшение каммы, а оказалось всё серьёзно, не то, к чему был готов избалованные русский человек.
Не прекращался поток обычных любопытствующих, которые интересовались буддизмом издали, просто хотели посмотреть на это северное чудо — буддийский монастырь школы тхеравада, школы южного буддизма, в чистом русском поле средней полосы или даже чуть севернее.
На обсуждение Дхаммы, учения Будды, в монастырь съезжались монахи и миряне, как из Азии, так и из европейских стран. Странник постепенно возрождал религиозные дебаты, где обсуждались те или иные вопросы учения, решалось, как правильнее толковать и переводить на другие языки. Споры случались жаркие, так как многие крупные и авторитетные монахи имели свои точки зрения на многие пункты в огромном сборнике священных текстов — Типитаке. Проводились и более спокойные мероприятия, например, совместные чтения Палийского канона, лекции монахов на разных языках.
Многие из этих событий проходили в широком дворе монастыря, где на краю, скромно, но изящно, стоял зимний сад для одного единственного дерева — дерева Бодхи, фикуса религиозного, как сказали бы соседи из биологического института, привезённого черенком со Шри-Ланки, кусочек того самого дерева, под которым Будда достиг просветления. Во всяком так говорит буддизм и это не противоречит историческим хроникам. Религиозные праздники проводились в монастыре с помпой и элементами азиатской красочности, яркости, не характерной для северной цветовой сдержанности.
Здесь же занимались скучной теорией, создавали точные определения на русском языке, подбирали наиболее точные синонимы к палийским терминам или адаптировали, если не находились готовые аналоги — эта деятельность больше всего напоминала такую же в соседнем здании, где теоретики от биологии тоже составляли свой искусственный язык и словарь для своих узкоспециальных целей. И тут так же требовалась большая вычислительная мощность, которую предоставляла Диана: буддизм — это огромный массив данные, сутт и сутр, канонических текстов, комментариев и комментариев к комментариям разных уровней, научных буддологических работ и авторских книг буддийских учителей.
Поток машин на новой дороге не менее чем наполовину состоял из тех, кто стремился не к научному, а к духовному знанию. Тех, кто стремился не только к знанию, но и к вере, хотя тут можно поспорить о том, насколько современная наука замешана на вере. При этом нашлось немало тех, кто с удовольствием, интересом и пониманием заглядывал в оба дома-форта. А вот в коттедж, что спрятался в самом центре, что утопал в цветах и деревьях, посещали единицы. Даже знали о его существовании далеко не все обитатели каменных бастионов.
Третьей реализовавшейся на этом участке русской земли мечтой Странника, самой простой мечтой, оказалась обычная жизни в собственном загородном доме. Небольшой коттедж, с элегантной снаружи и уютной изнутри башенкой — всё как он хотел. И до воды пара шагов, чтобы можно было выскочить из бани, находящейся прямо в здании коттеджа, и окунуться в прохладную быстро текущую воду. Созерцательная жизнь вдали от шума и скорости мегаполиса, современного мира. Жизнь, где нет ничего на скорости света.
Правда под домом располагался многоуровневый подвал, где хранился основной мозг Дианы и небольшой зал для наиболее близкого и свободного общения с ним. Мозг — это не только процессоры, вычислительная способность и оперативная память, но и постоянная память, органы восприятия, моторные нейроны — система значительно сложнее, чем обычные компьютеры или дата-серверы. И всё это хранилось в надёжно изолированном пространстве, куда попасть мог только Странник.
Забывал об этой секретной части Странник легко, правда так же легко вспоминал, когда просыпался утром в большой мягкой постели, когда рядом мило спала молодая, на пределе разрешённого возраста, красивая девушка, а за плотными занавесками — сквозь зелень листвы — пробивается жаркое летнее солнце. Или нежно весеннее. Или суровое, но тёплое зимнее солнце искрится на снегу на подоконнике. Когда после вкусного завтрака и крепкого кофе можно выбежать на улицу и прыгнуть в ледяную воду реки или просто обтереться чистым свежим снегом, в зависимости от сезона. Когда можно… всё, что захочется.
Провести семинар, обсудить пару новых направлений исследований, сходить на часовую сидячую медитацию, а потом сменить интенсивное общение на одиночество — прийти домой, принять горячую ванну, велеть всем разойтись и пойти с книгой в башню, чтобы листать страницы, смотреть на белые ночи, пить зелёный чай и закусывать восточными сладостями.
Не жизнь, а сказка, но Странник одинаково сильно увлекался идеями и быстро остывал к ним: мечта реализована, желаемое достигнуто, что тут ещё делать? Нужно двигаться куда-то дальше, воплощённая мечта уже не мечта, а реальность и, как любая реальность, скучна и примитивна, не идеальна. Нужны новые мечты ещё не испорченные действительностью, новые устремления, новые горизонты, за которые хочется заглянуть. Да, пожалуй горизонт — это то, что нужно Страннику: некая никогда недостижимая мечта, к которой можно всегда стремиться и быть в дороге — как и положено страннику.
Рутина же, даже если она столь приятна, как жизнь в новом доме, двухэтажном с башенкой, в доме среди садов — фруктового и ботанического, в доме, который как крепостными стенами окружён реализацией его двух других мечтаний, становится нудной уже через пару месяцев, если её не разнообразить, скажем, ролевыми играми с девушками.
Двух других мечтаний… Мечтаний всей предыдущей жизни. Вот это слово — предыдущей — является тут определяющим. Это предыдущая жизнь, прошедший этап. Прочитанная книга, возможно очень увлекательная, не оторваться, но прочитанная, а значит потерявшая первоначальную прелесть. К ней можно будет вернуться, полистать, даже перечитать, чтобы снова погрузиться в атмосферу, но это будет уже не то, иной взгляд, иное понимание. И значительно меньшее очарование.
Странник прожил эти километры строк, прошёл через них — и изменился, впитав каждой порой своего тела каждое слово, каждую точку. Изменился и мечты прошедшей жизни уже не его мечты. Да и как мечты могут быть тем, за чем нужно лишь протянуть руку и сорвать с дерева. Нет, это пройденный этап, дорога за спиной, а Странника всегда интересовала та часть дороги, что перед глазами, которую он ещё не прошёл.
Так что сидя в уютной, изнутри, башенке, Странник пил чай, смотрел на почти закат, листал книгу, но мыслями был уже далеко.