Глава 11
Стала пропадать индивидуальность. Слишком тесным стал контакт людей, тех, у кого родители были людьми. Жизнь, ещё с поздних стадий эмбрионального развития, с постоянной прямой ментальной связью с сотнями людей, привела к тому, что пропала необходимость в личных мыслях, решения начали приниматься сообща, советом, который, по мере увеличения численности тех, кто не застал иного, всегда оставался единогласным и постепенно слился в один голос, в одну мысль.
Говорить «пропала необходимость в личных мыслях» не совсем верно. Так думать — это следовать стереотипам, характерным для европейского эгоцентризма, для мышления, где человек, уникальная личность, ставится во главу угла, где интересы индивида всегда важнее интересов социума. Не пропала необходимость, пропала потребность, пропало понимание, что это такое и зачем оно нужно. Дети с самого начала жили в ментальном море и не имели возможности закрыться в своей комнате и заниматься чем-то своим, чем-то запретным. Высший уровень внешнего общественного контроля, но без внутреннего противоречия с этим, так как не осталось ничего внутреннего — миры слились, достигли баланса. Всё это думал Странник, запершийся в Диане, чтобы быть подальше от гула мыслей Колдуша. Достигли баланса — но есть ли этот баланс, возможен ли он. Не катится ли город в глубокую яму? Безвозвратно катится — иногда мелькала такая мысль, но Страннику никак не удавалось это обосновать, даже для самого себя. Может быть это не баланс, а доминирование одного над другим?
Практически пропала возможность поговорить, пообщаться с конкретным человеком, теперь всегда за ним стоял общий разум — в глазах блестели глаза всех остальных жителей Колдуша. Смотря в эти чужие человеку глаза, ты видел всю бескрайность гибридного сознания, которое смотрит на этот мир сотнями пар глаз, которое может видеть тебя одновременно с разных сторон. Вся жизнь стала подчинена единой мысли, единому разуму. Хоть это и были отдельные тела, они стали частями одного организма или надорганизма. Это уже не улей, где могут быть столкновения интересов целого и отдельной пчелы, где нужна полиция нравов, а скорее организм, клетки которого разделены пространственно — лишь чуть сильнее, чем клетки в теле человека. И этот организм мог легко, не задумываясь, без сопротивления, пожертвовать частью клеток ради общего блага, причём они сами не возражали бы, так как они не имеют своего личного мнения, они лишь винтики единого огромного механизма, который должен работать, чтобы не случилось.
Такая система организации сознания позволила сохранять значительно больше информации, хотя бы благодаря тому, что каждому не нужно помнить одни и те же базовые знания, теперь распределённые на всех. Каждый мозг стал кирпичиком общего здания знаний, огромное количество информации, поступавшее от всех глаз, ушей всех ниуэанцев, обрабатывалось и хранилось почти полностью и практически вечно. Можно было спросить о том, когда и что каждый из них делал в любой день, и получить точный, исчерпывающий ответ. Можно узнать, как выглядел тот или иной поселенец, увидеть его трёхмерное изображение за счёт того, что его одновременно видели с разных сторон.
Более утилитарная информация, конечно, тоже сохранялась. Всё сохранялось, как раньше говорили про интернет: нельзя удалить из интернета, где-нибудь да сохранится каждый пост, каждая картинка.
Экономилось время, так как не нужно обучать детей — они ещё до рождения получают доступ ко всем знаниям и рождаются мудрыми как Алия. И это сильно смущало Странника — он помнил, как она кончила. Да и брат у неё закончил не слишком хорошо. У детей должно быть детство, чтобы не говорили — рождаться взрослыми противоестественно.
Прошла ещё сотня лет и не осталось ни одного человека, ни одного ниуэанца, кроме Странника, который бы помнил существование отдельных сознаний. Знание о такой возможности сохранилось, но оно было теоретическим, блёклым на фоне нового опыта, можно сказать, книжное, не лично пережитое коллективным разумом. Теперь для всех мир был такой, совместный, другого никто не знал и не хотел узнавать. Были они, Колдуш, ниуэанцы и был весь остальной мир, чужой и даже в чём-то непонятный, так как не мыслящий вместе с ними. Ненужный мир, не интересный. Странник чувствовал как это противопоставление всё усиливалось по мере того как росла ментальная связь поселенцев. Нет интереса ко всему остальному, закуклился Колдуш.
Немыслящий чужой мир. Можно ли это исправить? Вот деревья, в тени которых мы лежим. Вот камни и песок под спиной. Могут ли они мыслить, есть ли у них сознание, можно ли сделать их своими — вот какие вопросы стали занимать сознание Колдуша. Единое сознание, куда у Странника был лишь входной билет, но не полноценное членство, он опять отставал, опять не мог уловить всех тонкостей. Он понимал это, чётко прослеживал, где проходит граница, чётко определял, что же он не знает.
Можно предсказать, что будет, думал он, в очередной раз уединившись в Диане, в её виртуальном мире, где ему лучше удавалось выстраивать логические цепочки. В мире нет ничего нового, практически нет ничего, что люди бы не предсказали, не предвидели. Да, такую ерунду как смартфон никто точно не предсказал, но это не то, что стоит предсказывать, это не суть. Мысль человека — вот, что нужно предсказывать, вот, что имеет значение. Азимов когда-то писал про это направление эволюции человека, про это вынужденное, обусловленное, даже нежелательное — для конкретных людей, для личностей, — но обязательное для выживания всего человечества. То самое столкновение интересов индивида и социума, которое толкает эволюцию в странном направлении, то, с которым Странник уже сталкивался, немного с другой стороны. Если побеждает интерес личности, то всё гибнет. Если побеждает социум, то гибнет личность, но общество выживает. Какой ценой? Той самой — личностей не остаётся, следовательно, меняется и само общество.
Сознание огромной силы, ум всего Колдуша смог найти выход их дихотомии свой-чужой, смог покорить пространство и материю. И камень стал умом, скала стала Колдушем, океан стал сознанием. Колдуш — теперь это наиболее точное название нового организма. Колдуш нашёл ещё более тонкие способы мыслить, обнаружил, что способность к такому мышлению есть у всего, у каждой песчинки.
Остров Ниуэ стал превращаться в Гею, на которой каждый камень, каждый атом является частью единого сознания размером с планету. Да, у камня очень маленькая память, мало информации на единицу объёма, но зато как много этого камня! Стены, пол, крыша подземной части Колдуша стали частью Колдуша, частью сознания, частью организма. На весь остров растеклось сознание Колдуша, захватывая камень за камнем, куст за кустом. Каждое дерево, каждое насекомое на нём, вся вода в искусственной реке и вся рыба в воде, каждый паразит в рыбе стали часть Колдуша, частью того, что когда-то было Экспериментом. Всё слилось в экстазе общего сознания, которое уже нельзя назвать человеческим, оно стало универсальным, единым на всю материю. В этом сознании окончательно терялись личности, терялись индивидуальности всего живого, что в него попадало.
Победа интересов социума обернулось проигрышем социума. Человеческое общество погибло, уступив место новому, что можно назвать более прогрессивным, более устойчивым, более приспособленным. Странник, благодаря своему почтенному возрасту и тоненькой связи с внешним разумом Дианы, ещё сохранял остатки индивидуальности, личных воспоминаний, свои особенности мышления, хотя удерживаться на самом краю становилось всё сложнее. Потому он мог отрефлексировать это изменение, потерю человечности. Соблазнительную потерю человечности, так как новый разум, глобальное сознание давало то, о чём человек даже не мог мечтать. Преобразование победы в поражение — вот чего не мог ожидать Странник. Феноменальная победа тела и духа человека превратилась в глобальное отсутствие того и другого, в их отрицание, противоположность. Фантастический проигрыш — проигрыш, о котором не жалеешь, так как нельзя представить себе чего-то лучшего.
Поражение человеческого социума, но победа разума, сам себя парировал Странник. Человечество проиграло, но разум остался, сознание стало устойчивее, у него выше шансы на выживание, оно глобальнее и сильнее. Нет внутренней конкуренции, которая снижает обороноспособность — всё как предсказывал Азимов. Правда нет и эволюции, нет отбора. Сознание одно, оно не меняется, не рождается и не умирает. Человечество росло и приспосабливалось, становилось лучше, а тут всё это потеряно. Преимущество ли это для выживания разума во враждебном мире? Уже не человеческого, но хоть какого-то разума в бескрайней мёртвой Вселенной. И надо ли кому-то выживание этого разума?
Разрастание Колдуша приводило в сознание новых членов, которые давали очень многое — не только свою память, свою поразительную мало похожую на человеческую память, но и понимание, понимание и восприятие вещей, которые для человека всегда оставались загадкой, или о которых он просто никогда не задумывался, которых он не мог узнать напрямую. Теперь сознание Колдуша воспринимало и в ультрафиолете глазами насекомых, и в темноте глазами кошки, чувствовало колебания почвы корнями растений, ощущало вкусы (как это вообще назвать?) рецепторами бактерий. Мир наполнился красками, вкусами, звуками, которых раньше не было. Восприятие дополнилось такими видами рецепторов, которых человеческая наука ещё не успела описать и понять. Бесконечный простор для исследований.
Странник наслаждался этими новыми видами ощущений и знаний, они поглощали его, как всегда увлекаясь, уходя с головой во всё новое и познавательное, он забывал обо всём остальном, о всём прежнем — старом и скучном. Он полностью погрузился в эти новые сферы бытия, растворился в сознании Колдуша, как все поселенцы до него, как все существа на Ниуэ, как вся материя слилась в одно. Ради интереса он проверял, что может выйти из этого единения, что всё ещё может уединиться умом, но всё реже это делал, забывал — терял необходимость, терял понимание, зачем это хоть кому-то нужно.
Никто не сможет сказать через какой промежуток времени, так как представление о времени у Колдуша изменилось, размылось, перестало представлять интерес, так как нет рождения и смерти, сознание Колдуша-Геи попало практически в неизменную вечность — никто не сможет сказать когда следом за ментальной индивидуальностью стала пропадать индивидуальность физическая, индивидуальность формы.
Группа людей, некогда человеческих тел, забралась в дальний угол Колдуша, в какую-то тёмную каморку, где им никто не мешал. Хотя кто им мог мешать-то, если общее сознание, общие решения, нет отдельных существ. Наличие отдельных твёрдых тел вводит в заблуждение, что они могут действовать самостоятельно. Так вот, с десяток тел забрались в каморку и, раздевшись, улеглись друг на друга на голом полу. Было решено попробовать кое-что новое — пора уже перестать тратить силы, физические и психические, на движение, перемещение. Зачем, если всё необходимое для мышления, для поддержания сознания можно получать и так. А ничего кроме ума не важно. Зачем ходить, смотреть, изучать, если всё вокруг и есть ты, если всё и так известно. И, в конце-то концов, зачем иметь разные куски плотной материи, разделённые неплотным воздухом, если это всё один и тот же организм. Долой раздробленность! Тела стали менять, расплываться, сливаться, образовали единую высокоорганизованную биомассу.
Можно сказать, что Колдуш начал дедифференцировку своего тела. Зачем иметь много рук, ног и голов, если можно сделать одну большую голову, которую не нужно никуда носить, которая не мешается и не болит. Тела людей сливались в одну бесформенную массу, которая получала всё необходимое от других компонентов этого сложносочинённого организма, — всё как в привычном организме, где различные органы кормят мозг простой и питательной пищей. На Ниуэ, как и в организме, не осталось ничего инородного, даже воздух стал частью системы, частью разума. Мёртвая материя стала не только живой, но и мыслящей, а, значит, и подчинённой целям разума.
Процесс материального слияния отставал от ментального, но оказался таким же неостановимым, неотбратимым. Всё новые тела вливались в бассейн биомассы, жидкий мозг рос, а вместе с его ростом росли и его возможности. Вся физиология, если её ещё можно так называть, изменилась, пропала необходимость в органах пищеварения, дыхания, размножения, даже скелет оказался не нужен. Однородная мыслящая масса, размер которой неумолимо растёт. Какие-то части добывают откуда-то энергию — Странник не уверен в источниках, возможно атомные реакции или даже холодный синтез, но и фото- и хемосинтезом можно не брезговать. Совершенно нечеловеческие возможности нечеловеческого тела — всё нечеловеческое, хотя Страннику никак не оторваться от этих аналогий и сравнений.
Не только человеческие тела сливались в сознательном экстазе, но и животные стали приходить. Своеобразная эктоплазма стала разливаться по коридорам Колдуша, поглощая всех на своём пути. Странник, всё ещё умевший частично отделяться от единого сознания, наблюдал за этим процессом со стороны со смешанным чувством. Победа разума над материей, идеализм в реальности. Сознание может контролировать не только само себя, но и своё тело, материя стала напрямую подвластна силе воли, больше не нужны нервные импульсы, больше нет рефлекторных движений, ненужной боли и разрушения тканей. Всё подконтрольно, настолько управляемо, что мало кто даже мог себе позволить мечтать о таком.
Сектора Колдуша сдавались один за другим и полностью затоплялись биомассой. Странник не смог удержаться на краю и тоже слился, потерял тело, физическую оболочку. Он знал, что эта оболочка не постоянна, что она не та же, что была даже год назад, не говоря уже о сотне лет назад, но всё равно его сознание продолжало цепляться за тело, за привычку иметь хоть какие-то границы, за последние остатки индивидуальности. После очередного перехода, ещё одного слияния сознание Странника уже не смогло заняться изучением новых возможностей, новых ментальных связей, влиянием сознания на материю — для этого нужно иметь собственное желание, собственную силу воли, собственное внимание, а этого ничего не было. Колдуш оказался сильнее, он поглотил Странник и физически и ментально.
Единое сознание огромного существа, существа, которое никуда не спешит, которому ничего не нужно от окружающего мира. Нет ничего, что оно не могло бы получить само. Взаимоотношения со временем таковы, что невозможно сказать быстро ли думает это сознание или оно медлительно, вялотекуще. Нет точек отсчёта, нет ничего внешнего, с чем можно было бы сравнить. Что может быть проще времени? — самый подходящий вопрос для этой разумной биомассы.
Экспериментальная эктоплазма, материальный разум, закончив с живыми материями, начал впитывать что осталось: стены Колдуша стали таить, разрушаться, потолки падали, не повреждая биомассу, и сами становились ею. Озеро высохло, вода вытекла и стала частью Колдуша. Почва трансформировалась и тоже становилась частью стремительно растущего организма.
Даже воздух всасывался и превращался в невзрачную биомассу. Весь остров Ниуэ стал волнующейся массой разума, Колдушем. Новый разум, снова изменившийся, не похожий на тот, что был на предыдущей стадии развития, стремился поглотить всю материю, сделать Землю синонимом Колдуша…