Посёлок безвременья
Посёлок на берегу
Следующая книга ворвалась в список на прочтение совершенно неожиданно, ради неё я решил прервать своё знакомство с Конан Дойлем. Случилось это так…
В новости про памятник кошке в Ботаническом саду увидел знакомое лицо. Выяснилось, что это моя коллега Анаит Григорян, которая чуть раньше меня закончила ту же кафедру, что и я. Дальше больше. Оказалось, что она закончила не только биофак, но и филфак, стала прозаиком, литературным критиком, филологом и переводчиком (как везде про неё пишут). Конечно же, мне стало интересно прочитать что-нибудь, а когда я увидел название «Посёлок на реке Оредеж» — выбор был сделан.
Дело в том, что я люблю один посёлок на Оредеже, сам там бываю регулярно. Про Сиверскую писал Водолазкин в «Авиаторе», которого я недавно читал (писал про это тут). Вообще про него довольно часто пишут. Потому я думал, у Анаит тоже про него — и искал в тексте подтверждения этого.
И ошибся. Первые же описания местности вызвали удивление и противоречия, постепенно оказалось, что речь идёт про другой посёлок, но тоже точно узнаваемый — он стоит чуть ниже Сиверской по течению Оредеже. Знающий человек в тексте найдёт довольно много мелких деталей, которые подтверждают эту точку зрения. Хотя есть моменты, которые пытаются отвести подозрения от Вырицы, но, думаю, это сделано специально — как следствие жанра.
Книгу везде относят к общему жанру современной русской литературы, но я бы сказал, что в нём много от популярного ныне автофикшна, то есть автор рассказывает, в том числе о себе, но несколько завуалированно, искажая некоторые вещи, внося интригу, абстрактность. С этой точки зрения мелкие моменты, вроде расстояния от посёлка до города, не делают погоду и не раздражают. Автор не претендует на какую-либо географическую или историческую точность. Всё в соответствии с жанром, что радует, далеко не всегда так бывает.
При этом в романе много описаний быта, жизни людей в небольшом посёлке в 90-е. Время, как и география, точно не называется, но легко угадывается: дети покупают Love is…, старшее поколение живёт как в СССР, а самое старшее поколение помнит (или думает, что помнит) Сталина и порядок, который был при партии. Такое крайне сложно описать, не имея соответствующего жизненного опыта.
Именно этим опытом, описываемой картиной и интересна книга. Действия в ней не так уж и много, оно не главное. Основное — это картинки, я бы сказал, роман — художественный альбом, с изящными картинами, не всегда, правда, приятного содержания, расставленными не в хронологическом, а в логическом порядке. Описание жизни 90-х ловко перемежается воспоминаниями о прошлом, десять-двадцать лет назад. Завидное умение автора моментально перескакивать из одного времени в другое, из одной головы героя в другую.
Посёлок вне времени
Одна особенность текста мне кажется особенно важной — отсутствие времени. Об этом я уже немного упоминал: книга больше напоминает сборник иллюстраций о жизни посёлка, чем сюжетный роман. И чем-то это оправдано. Люди в посёлке, действительно, живут вне времени, для них ничего не меняется, вне зависимости от того 60-е на дворе или 90-е. Потому легко перескакивать с жизни девочки из 90-х на истории поколения её родителей или даже бабушки. Всё тот же посёлок или неотличимая от него соседняя деревня, всё тот же далёкий и загадочный, иногда манящий, город. Всё та же разруха, всё то же пьянство и домашнее насилие.
Отсутствие времени видно и на меньшем масштабе: нет хронологии в пределах времён года. Книга начинается слабо описанной осенью, а заканчивается достоверной летней жарой, хотя порой кажется, что сюжет развивается последовательно. В романе всегда (почти) лето, как будто это взгляд дачника на деревенскую жизнь (об этом нужно будет сказать отдельно), который видел деревню только летом, плюс чуть-чуть осенью. И разные лета слились в одно безвременье.
Так главная героиня сначала работает в поселковом магазине, а потом говорит сестре, что хочет следующим летом устроиться работать в магазин. Если читать не слишком внимательно, как обычный читатель, то это легко не заметить — безвременье же, ничего не меняется, какая разница какой год. И это не единственная деталь, которая говорит внимательному читателя, что в книге не только отдельные истории из разных времён, но и сюжет не течёт как река Оредеж, а кружится на месте как осенний лист.
Одна из причин, почему легко упустить нелинейность сюжета, в том, что не меняется не только окружение, но и герои. Сложно сказать сколько лет главной героине, её сестре и остальным детям и подросткам в посёлке на реке Оредеж. Да это и не особенно важно, так как они не делают ничего такого, что чётко бы требовало определённого возраста. Насилие над детьми совершается практически в любом возрасте, будь оно со стороны взрослых или других детей. Главную героиню не берут на официальную работу не из-за её возраста, а из-за отсутствия санкнижки — хотя она явно ещё подросток, вроде бы младше разрешённого возраста. Хотя, возможно, в какое-то лето ей и исполняется 14 лет — но не в конце книги, где она говорит:
– И мне тринадцать скоро, и что с того… удивил ежа голой жопой, тоже мне… – Комарова немного приврала, день рождения у нее был совсем недавно, в мае, так что еще почти год оставался до следующего
Однако, как я уже говорил, сюжет не линеен, так что в магазин устроиться она могла и через два года после окончания книги — как раз в середине романа.
С братьями и сёстрами героини та же история. Они, с одной стороны, мало появляются, зачастую кажется, что она с сестрой единственные дети, с другой стороны, они описываются так, что совершенно не ясен их возраст и разница в годах со старшей сестрой. Иногда проскакивает прямое указание на возраст или можно косвенно догадаться по деталям, но, учитывая безвременье, нельзя быть уверенным, что на следующей странице, где говорится о возрасте другого ребёнка, на дворе стоит тот же самый год.
И чтобы закончить со временем в романе. Как уже упоминалось, в романе нет точных указаний ни на время, ни на географию. Но есть две интересных детали: жевачка «Love is…» (турецкая, только сейчас узнал и удивился), которую начали выпускать в 90-м, и, в связи с магазином, упоминается машина «Газель» («не привез ли Петр на своей «Газели» товар»). Если верить Вики, то Газель начали выпускать в 1994 году. То есть как минимум часть романа списана со второй половины 90-х — вряд ли в посёлке сразу же появилась новая машина, тем более, что Газель не позиционируется как что-то необычное (или в действительности было что-то другое, а автор для простоты вставило более знакомое читателя название). Однако, это уже больше не про безвременье, а про узнавание автора через текст — даже там, где он не хотел про себя говорить.
В целом безвременье и все его последствия — неоднозначный феномен книги. Не могу сказать, что он мне не понравился, хотя и есть некоторые минусы его реализации. В нём точно есть целый ряд достоинств, которые делают книгу привлекательнее, увлекают за собой внимание читателя, заставляют разбираться с тем, что он читает. Без такого смешения времени практически без сюжетный роман читался бы хуже.
Поселковая красота
Важное достоинство «Посёлка на реке Оредеж» — язык и описания, так что этот пост будет в основном про цитаты.
Комарова крепко зажмурила глаза, потом открыла: вокруг была кромешная темнота, только за окном эта темнота колыхалась, ворочалась и шумела – ели и сосны кутались в свою хвою, ожидая скорых холодов.
Кинематографические образы. Или для хороших книжных иллюстраций. Или для графического романа, кстати.
Олеся Иванна, чтобы не смотреть на тетю Сашу, подмигнула Мите, который только что вытащил изо рта обслюнявленную карамельку, вертел ее теперь в пальцах и внимательно рассматривал, как будто это было бог весть что интересное.
Мелкие такие зарисовки, очень правдоподобные, легко представимые — и не отделимые от описания весьма своеобразного быта.
Сколько Комарова ее помнила, бабка курила «Беломор» – даже когда стала совсем старая и руки у нее дрожали так, что она подолгу не могла чиркнуть спичкой о коробок и поднести к папиросе. Тогда Комарова брала из ее рук коробок и сама зажигала спичку. Бабка затягивалась, прикрывала глаза и выдыхала сизоватый дым.
И, что интересно, многие сравнения или как это там называется, связаны с рекой и водой.
Комарова про себя удивилась, как это Ленке всегда удается так с ходу врать. Сколько она помнила, младшая сестра, набедокурив, всегда выворачивалась до последнего, как рыба, которую пытаешься ухватить голыми руками на мелководье.
Явно человек знает, как дети проводят время в поселке на берегу.
Яков Романыч правда был лысый, а те волосы, что у него оставались, он не стриг и приглаживал по утрам мокрой ладонью, так что они не закрывали его лысины, а лежали на ней, как высохшие водоросли на берегу Оредежи.
Даже лысина речная!
Река в этом месте была широкой и текла медленно, лениво перекатываясь через огромные валуны, лежавшие на дне.
Где же ещё таким валунам лежать?
Толстая водяная крыса высунулась из зарослей камыша, огляделась, бесшумно скользнула в воду и поплыла к противоположному берегу.
Эта цитата не совсем про язык, но любопытно, что человек с биологическим образованием пишет про заросли камыша, хотя они, скорее всего, тростниковые. И всё же картинка из этих слов получается наглядная, легко представимая. Приятно речная.
Противоположный берег, сложенный из полос красной глины и песка, был весь изрыт ласточками: то из одного, то из другого отверстия то и дело высовывались черные птичьи головки, что-то пищали и тотчас юркали обратно.
Церковный посёлок
РПЦ всегда вызывало у меня противоречивое впечатление. Поведение православных, особенно старушек, в церкви — тоже. И этот аспект у Анаит Григорян хорошо раскрыт. Однако, сейчас мне далёк православный взгляд на жизнь, а потому эта часть книги была не только слабо интересна, но и даже чем-то неприятна.
В церковь в основном ходили женщины. Женщин было много, но историй у них было от силы две-три: или полюбила кого-нибудь – это если молоденькая, или муж пьяница, гулена и бьет, или тяжело одной, без мужа, справляться с хозяйством, забор вон покосился, а поправить некому, и свои силы уже не те – это если старуха. Бога им было мало, потому что Бог милостив, но молчалив, и нужен был священник и живое человеческое слово. Он в молодости хотел пойти на математико-механический и уехать в город, но отец настоял, чтобы сын пошел по духовной части.
Типичная ситуация, печально типичная. Не к Богу люди тянулись, а к хорошему человеку. Не религия им нужна была, а психологическая помощь. Не зря в романе описывается, что пока священником был пьяница никто толком не ходил в церковь.
– И в церковь там почти никто не ходит… – продолжал ректор. – Низина, болото, не растет ничего… река эта, в которой каждый год кто-нибудь то утонет, то утопится.
А как пришёл молодой приличный батюшка, с живым человеческим словом, в церковь стала ходить половина посёлка (видимо, к тому времени половина посёлка — это женщины средних лет и старушки).
Жалко, что Сережи нет, он бы с ними поговорил, он всегда найдет слово утешения, не зря при нем чуть не половина поселка стала ходить в церковь.
При этом, если мы придерживаемся того, что я правильно определил посёлок, в котором происходит дело, церковь сейчас в нём не одна. Не знаю, правда, что там делалось в 90-е, может быть действующая действительно была одна. Но тут мы опять сталкиваемся с географической недостоверностью.
Церковь стояла на пригорке и была очень старой, и красный кирпич ее стен потихоньку рассыпался в труху, и земля вокруг тоже была красноватой.
Не нашёл ни одной церкви подходящей под это описание, все деревянные. Это лишь один пример, скажем так, географического автофикшна, когда события списываются с реальных, но разбавляются выдуманными деталями. Во всяком случае, мне кажется ,что выдуманными. Причины его возникновения могут быть разные, об этом нужно говорить отдельно. Сейчас же мы говорим про церковь. Церковь, которая, на мой взгляд, в книге неразрывно связана с народным целительством и мистикой — в её советском разливе.
Вот если бы знать те слова, которые колдуны шептали. В поселке была еще при советской власти такая баба Нюра, которая могла не только зуб, а и перелом заговорить, так чтобы не болело и срасталось без всякого гипса. Деду когда ногу придавило бревном на лесопилке, баба Нюра ему каких-то листочков на ногу положила, потом хлебный мякиш в воде размяла, что-то над ним пошептала-пошептала – и на больное место ему. У деда быстро все зажило, даже в больницу не пришлось везти. Комарова его не помнила, он помер до ее рождения, а батя говорил, что он всю жизнь сильно хромал и был страшный матерщинник. Бабка потом бабу Нюру просила ей записать, что она там над хлебом-то шептала, но баба Нюра сказала, что, раз бабка партийная, она ей слова передавать не станет, и как бабка ни упрашивала,– она ни в какую.
Неразрывно связана потому, что люди во всём искали психологическую поддержку, им было всё равно батюшка это или колдун, лишь бы помогло выжить в тяжёлой советско-деревенской жизни.
О церкви и о священнике, который выглядит практически единственным нормальным человеком во всём посёлке. Он не пьёт, не бьёт жену, не ругается, он рассудителен и добр. Зато Бог не дал ему детей, от чего больше всего страдает его жена — второй нормальный человек на деревне.
Когда Сергий приехал свататься, будущая теща полдня показывала ему Татьянины вышивки, и Сергий, рассматривая затейливые узоры, думал о том, что будущая жена удачно сочетает цвета и что им, наверное, будет легко понять друг друга.
Не успела или не сумела озлобиться жена священника, хотя поводов, как и у всех остальных жителей посёлка, хоть отбавляй.
Этот кусочек уюта, хотя и не сказать, что благополучия, почти единственный радует в книге, даёт надежду, что ещё не всё потеряно в посёлке на реке Оредеж.
География посёлка
Действие «Посёлка на реке Оредеж» в близких мне местах, потому мне было особенно интересно разобраться, что там и как. Потому ещё одна часть размышлений по мотивам книги: что мы знаем о книжном посёлке? И насколько это реалистично?
Комаровой и Ленке сын Николая Иваныча Алексей когда-то слепил из красной оредежской глины пару свистулек.
Интересная деталь. Оредеж знаменита своими красными песчаниками и песками, но не глиной, хотя она тоже где-то должна быть, почему нет.
Значит, вчера играли в футбол с семринскими и выиграли.
Деревня Семрино — должна быть недалеко, ставим точку на карте.
…один был Стас, который жил очень далеко, на другом конце поселка, где-то возле биостанции…
Ага, биостанция точно есть, подтверждает мою версию.
На улице лаяли собаки, на станции свистнула электричка, прошла без остановки – на Великие Луки или на Лугу.
Вот это «на Лугу» сначала меня путало, так как через описываемый посёлок, по моим представлениям, не должны ходить электрички на Лугу, но, выяснилось, что действительно сейчас есть одна похожая электричка и она не останавливается.
Однажды они поймали Светку и затащили в пещеры – за железной дорогой студенты с биостанции копали берег, искали какие-то прошлогодние ракушки.
Вот это непонятно. Вроде бы в посёлке все берега низкие, откуда там пещеры. Нигде не смог про них найти.
Отпустив последнего покупателя – это оказался незнакомый Комаровой парень, должно быть, тоже из семринских или из сусанинских…
Сусанино — тоже близко, подтверждает версию, но пещеры?
Противоположный берег, сложенный из полос красной глины и песка, был весь изрыт ласточками: то из одного, то из другого отверстия то и дело высовывались черные птичьи головки, что-то пищали и тотчас юркали обратно.
Вот опять загадочный берег. Я не специалист по берегам Оредеже, может быть где-то и есть такое, но…
– Ну-ка… Сережа мой в отъезде, поехал утром в Куровицы, только завтра вернется.
Куровицы тоже близко, подтверждает мою теорию, хотя в книге поездка в Куровицы — как будто куда-то сильно далеко. Но если учитывать, что не все поселковые бывали в городе — не удивляет такое отношение.
На станцию Комарова пришла, когда уже совсем рассвело. В поселке соединялось несколько пассажирских и грузовых направлений – можно было подняться на высокий пешеходный мост и увидеть сверху тянущиеся в обе стороны рельсы.
Вот точно не Сиверская, там не было никакого пешеходного моста через железную дорогу.
…в поселке было несколько станций с названиями «Платформа-1», «Платформа-2», «Платформа-4» и «Платформа-5», третьей почему-то не было, и только на «Платформе-1» и «Платформе-2» останавливались пассажирские.
Самая удивительная история! Дело в том, что на самом деле есть станции «Платформа-1», «Платформа-2» и «Платформа-3», а ещё «Посёлок» — и вряд ли в 90-е что-то сильно отличалось. Помню, что до Посёлка ходили электрички. Для чего выдумывать несуществующую географию? Возможно, чтобы не так легко считывалось местоположение. Это мне легко определить, о чём идёт речь, так как я знаю места и особенности, другим не так просто.
И город – всего-то в ста шестидесяти километрах, на электричке – рукой подать.
Вот тоже странная деталь. Луга, куда через посёлок ходят поезда, находится в 136км по прямой от Петербурга, а посёлок, оказывается, сильно дальше. На машине из города до посёлка — меньше 80км. И, что тоже любопытно, Оредеж вообще не протекает так далеко от Петербурга. И от Новгорода. Разве что от Пскова. Можно, единственное что, предположить, что 160 — это 60км, которые отделяют посёлок от границы Петербурга, плюс сто, чтобы слегка запутать читателя, не сдавать вот так сразу все явки и пароли.
Из всего сказанного, и ещё многого несказанного, но замеченного в книге, складывается однозначное впечатление: действие происходит в Вырице, но автор постаралась замаскировать посёлок, ни разу его не называя, хотя называет многочисленные деревни вокруг. Маскирует изменяя важные данные, вроде названия и количества станций, расстояния до города, но выдавая себя мелкими деталями, за которыми всё и кроется. Или раскрывается. Получилось увлекательное расследование.
Печальный посёлок
Последнее напрямую про роман. Последняя тема, от которой я хотел увильнуть, но понял, что нужно сказать. Коротко — российская хтонь, беспросветность. Частично эта тема уже проскальзывала, когда говорил про церковь — куда же без неё.
Церковь стояла на пригорке и была очень старой, и красный кирпич ее стен потихоньку рассыпался в труху, и земля вокруг тоже была красноватой.
Всё рассыпается в труху, гниёт. Люди пью, ругаются и бьют друг друга по поводу и без.
Ленка сжала губы, еще раз сдержанно всхлипнула, вздрогнув всем телом, и вдруг громко и протяжно завыла. Комарова обхватила ее за плечи, крепко прижала к себе. Ленка ткнулась мокрым лицом ей в шею, и за шиворот Комаровой потекли ее теплые слезы. Она встала, потянув Ленку за собой, и они постояли недолго обнявшись, а потом медленно побрели обратно, выбираясь из камышей.
Сохранил лишь небольшое количество цитат, если пытаться собрать все — получится роман, там почти всё про это.
Поселок просыпался поздно; с рассветом вставали только те, кто держал корову или другую скотину, но таких оставалось все меньше: большинство работали, а летом сдавали дачи и потом полученные за три месяца деньги и заготовки с огорода умудрялись растягивать на весь оставшийся год.
Мягкое описание безденежья. И это в 90-е, когда купить что-то было сложно. Хотя, на удивление, в поселковом магазине много всего было — возможно он списан с несколько более поздних времён.
Бабка говорила, когда людям было нечего есть, они из крапивы варили себе щи и что, мол, щи были очень вкусные, не хуже свекольника или щавелевого супа. Однажды в конце мая Комарова нарвала целую корзину молодой крапивы, притащила бабке и попросила сварить щи, а потом боялась их пробовать, потому что думала, что щи будут жечься, но они, наоборот, оказались пресные, а крапива на вкус – трава травой. Взяв в рот одну ложку и немного пожевав разваренные листья, Комарова сплюнула их обратно в тарелку, и бабка хлестнула ее по щеке тряпкой, которой до того протирала плиту.
О, времена, о, нравы — что тут ещё сказать? И это бабка, которая любила внучек и защищала от побоев отца.
Он никогда не задумывался о том, откуда в нем взялась вера; мать, как и отец, тоже была неверующей и работала в фельдшерском пункте медсестрой: мыла инструмент и делала перевязки. Она была тихая и, разговаривая, всегда смотрела куда-то в сторону и вся сжималась, когда кто-нибудь неожиданно протягивал к ней руку или проходил слишком близко за ее спиной.
И ведь понятно почему она, мать священника, так себя вела, не от хорошей жизни. Вот ещё про неё и мужа:
Взгляд Сергия остановился на неподвижной, маленькой фигурке матери, стоявшей у самого края могилы. Жаль ей было отца? Он ее, бывало, и бил – не больше, правда, чем другие бьют своих жен, а бывало, и жалел – по-своему, без ласкового слова, так только, погладит ладонью по голове или приобнимет за плечи, встряхнет легонько и скажет, мол, не куксись, на том свете все отдохнем, – а все-таки жалел.
И всё же им как-то удалось воспитать приличного сыны, который стал батюшкой — про него уже была речь. А дети видят как живут родители и повторяют за ними.
– Сама дура! Комиссара тебе нужно! – Комарова подскочила к Ленке и попыталась ударить, но бабка успела ее вовремя поймать, и Ленка, извернувшись, плюнула Комаровой в лицо.
– Да что же это вы… – причитала бабка. – Сестры, а живете все равно как кошка с собакой. Нет, кошка с собакой лучше живут, чем вы…
Читаешь такое и тошно становится. Как люди могут так себя вести? Так глупо и бессмысленно. Хотя понятно, что во многом это не их вина… Или всё же их?
Наталья Николаевна, как звал ее в поселке только отец Сергий (остальные называли коротко и неприязненно Натальей), стояла в проходе под тускло светившей лампочкой, уперев руки в боки, так что не было никакой возможности мимо нее проскочить, и молча смотрела на них, поджав и без того тонкие губы. В поселке говорили, что в свои семнадцать, когда она только переехала к комаровскому бате из города, она была очень красивой, но частые роды, тяжелая работа по дому и запойное пьянство мужа (да и сама Наталья со временем привыкла выпивать: сначала потихоньку, а потом как все) сделали свое дело: из веселой молодой женщины Наталья уже в тридцать превратилась в измученную, сварливую, злую бабу, от которой шарахались даже поселковые.
Отстранённый автофикшн
Закончить разговор про книгу Анаит Григорян «Посёлок на реке Оредеж» хочу отстранённо, не совсем про роман. Хотя про него, конечно, тоже.
Изучая вопрос географии и автобиографичности в романе нашёл интересное интервью автора, где она рассказывает и про роман и про автора в тексте. Интервью полностью можно прочесть тут, а я приведу интересующие меня цитаты.
В психиатрии и психологии есть такое понятие — «деперсонализация», или, если точнее, «синдром деперсонализации-дереализации». Это патологическое состояние, при котором человек ощущает, будто находится не в своем теле, и смотрит на окружающий мир и происходящее в нем как бы со стороны или находясь за непроницаемой преградой. Однако, если говорить о здоровой психике, то мы нередко ассоциируем ту или иную склонность или особенность с патологией как ее крайним выражением…
Писатель обладает способностью смотреть не только с позиции собственного «я»; фокус его зрения как бы смещен, он всегда находится немножко в стороне. Но, в отличие от человека с истинной деперсонализацией, который отделяется от своего «я», писатель находится одновременно в двух этих позициях, умея оценивать мир не только индивидуально, но и с разных точек зрения. Особенность такой оптики — способность не столько даже переместиться на точку зрения другого человека, сколько посмотреть на него иначе, чем ты смотрел бы на него индивидуально, исходя из собственных морально-этических принципов и жизненного опыта. Оценить его не только так, как оцениваешь его лично ты.
Научный подход к описанию писательской деятельности, весьма привлекательный и необычный. При этом, мне кажется, весьма точный. За некоторым уточнением или вопросом: насколько человек может переместиться на другую точку зрения, не обоснованную личными морально-этическими принципами и жизненным опытом? Ладно принципы можно подсмотреть, но опыт так не получить, а значит такая точка зрения, не совпадающая с личной, не будет устойчивой. Крайне сложно оценить что-либо так, чтобы не было влияния личной точки зрения. Можно пытаться — и тогда получаются великие произведения литературу. Но это не обязательное условие, как мне кажется. Герои Кортасара, думаю, на всё смотрели глазами автора.
В свете этой цитаты интересно взглянуть на роман Анаит. У меня сложилось впечатление, что автор специально отстраняется от главной героини, чтобы чётче показать, что это не с неё списано. Причём отстранение происходит в весьма грубой и значимой форме: героиня называется по фамилии, в отличии от её сестёр и братьев, в отличии от других детей. Та самая формальная деперсонализация, как мне кажется, попытка взглянуть на мир не своими глазами, а некой Комаровой.
Но вернёмся к интервью и посмотри на ещё одну цитату, которую тоже можно приложить к размышлениям о романе.
Я считаю, что по-настоящему серьезный писатель не пишет все время о себе, — скорее он пишет совсем не о себе… В своих текстах я как личность не присутствую. И попытка рассказать про меня как про личность, прочитав мои тексты, заранее обречена на неуспех. Это истории не про меня. И даже если они включают мой собственный жизненный опыт, события, которые действительно произошли в моей жизни, — они все равно будут рассказаны с совершенно иной точки зрения, нежели на них смотрела бы я. Им будет дана иная оценка.
И вот тут я не до конца верю автору. По двум причинам.
Первая — её роман «Посёлок на реке Оредеж», где от, конечно, не про и не о личности автора, но про среду, в которой автор рос, которая его формировала, то есть личность в некотором роде участвует, о ней можно кое-что сказать, прочитав текст. Да, автор дистанцируется от текста, от героев, но всё равно чувствуется его присутствие и его точка зрения — пусть и как противопоставление точки зрения героев. Однако, не будь определённой точки зрения у автора, не было бы противопоставленной позиции героев. Противопоставленной — не противоположной, а просто иной.
Точки зрения, которая вытекает из опыта, из наблюдаемого, что нам и подробно, красочно описывается в романе.
Вторая причина недоверия — другая цитата из того же интервью.
«Поселок на реке Оредеж» — очень важный для меня текст, он самый личный из всего, что было мною написано, потому что очень многое в этой истории связано с историей моей жизни, моего детства. Я действительно долгое время жила в поселке в Ленинградской области…
Речь в нем идет о двух сестрах, Кате и Лене Комаровых, — это реальные люди, я была знакома с ними в детстве (конечно, у них была другая фамилия), и детей в их семье было не семеро, а одиннадцать, поэтому ситуация была еще более сложная, чем в романе…
У сестер Комаровых тоже есть бабушка, и ее отношение к героиням во многом списано с тех отношений, которые были у меня и моей двоюродной сестры с нашей бабулечкой. Она была человеком строгим, не лезла за крепким словом в карман, поэтому некоторые довольно смешные моменты, которые в романе вспоминают девочки, имели место в реальности.
Отношения списаны с реальных отношений автора — разве это ничего не говорит про личность автора? Из текста, как я уже писал, видно, что автор описывает жизнь посёлка так, как может описывать человек, который всё это видел своими глазами — это тоже многое говорит об авторе. И ещё важно помнить: то, что человек видит, связано с личностью, с характером. Каждый человек видит что-то своё, обращает внимание на «свои» детали — и по этим деталям можно попытаться «реконструировать» автора, даже если он активно противится этому. Как с местностью: автор активно маскирует от читателя настоящее место действия, но можно найти концы, очистить от намеренных искажений. Причём наибольшую помощь в поиске корней оказывают мелкие детали, которые, мне кажется, ускользнули от внимания автора, которые она не заметила как существенные, а потому не исправила.
Тут ещё можно вспомнить такую деталь: рассказ идёт от лица девочки, живущей в посёлке, причём, как уже упоминалось, скорее всего не про один небольшой кусочек времени, но все события случаются летом, максимум ранней осенью, то есть в то время, которое может наблюдать дачник. Об этом нигде не говорится, что можно предположить, исходя из текста, что автор жила в посёлке как дачник, а потому и рассказывает про летную жизнь, так как не знает как ведут себя дети и взрослые в посёлке зимой. Главная героиня, вроде бы, ходит в школу, но про это нет ни слова — мне кажется, по той же причине, автор не видела как местные ходят в школу. Конечно, это лишь предположения, но они хорошо складываются в общую картину.
Так что, на мой взгляд, Анаит несколько противоречит сама себе, возможно, неосознанно. Возможно она не хочет показывать личное, раскрывать свою личность в тексте, но ей это удаётся не до конца. По моему мнению, не до конца удаётся, так как это невозможно — невозможно спрятать автора в тексте, тем более в жанре автофикшн. И пусть противоречит в таких мелочах, зато заставляет глубже разобраться в этом увлекательном аспекта писательского мастерства и литературной критики.
Закончу длинный текс замечательной цитатой из интервью не про книгу, а про литературу в целом:
Есть такое универсальное правило: писатель должен много читать. Мне кажется, что по крайней мере писатель должен много читать на первых порах. Но читать не просто как читатель, который хочет получить удовольствие от хорошо рассказанной истории, а вдумчиво, разбираясь, каким образом был достигнут тот или иной эффект. Каким образом автор, которого ты читаешь, воздействует на твои чувства, как он строит сюжет и складывает слова в предложения и так далее.