Хайнлайн Лонг

Это первая статья основной книги «Оттиск на тисе», которая получилась из заметок на полях (одноимённого телеграм-канала), когда мне стало тесно в рамках постов, и идеи перелились с полей на основную часть листа книги. Потому будет несколько ссылок на смежные посты канала (заметки на полях), а сам текст цитирует неупомянутые заметки. Основная же часть цитат будет из произведений Хайнлайна про Лазаруса Лонга: «Дети Мафусаила», «Достаточно времени для любви, или Жизни Лазаруса Лонга», «Число Зверя», «Кот, проходящий сквозь стены» и «Уплыть за закат». Я специально не буду указывать из какого конкретно каждая цитата, так как говорить буду об общих темах, сквозных идеях, общих для всего мира Лазуруса.

В творчестве Хайнлайна можно выделить довольно много сквозных тем, которые явно волновали автора, которые он постепенно разрабатывал, конкретизировал или аккуратно раскрывал, это касается тем, идущих в разрез этическим нормам общества того времени. Они раскрываются не только в произведениях про Лазаруса, но я буду приводить цитаты только из них, хотя для более полного раскрытия можно использовать и многие другие произведения, но это уже совсем другая история. Которую я буду упоминать, ссылаясь на записи на полях.

Многие темы взаимосвязаны, расположу их в удобном для обсуждения порядке.

Рассказанное тут не является чем-то уникальным, наверняка, если поизучать источники, работы хайнлайноведов и просто его фанатов, то можно найти тоже самое только полнее, точнее и правдивее, но мне было интересно самому проделать эту работу, не оглядываясь на других. Ну и не достаточно интересно, чтобы тратить время на эти вторичные источники. Очень мало какие авторы меня интересовали настолько, чтобы я много читал про них что-то, кроме их произведений.

Долгий Лазарь

Начав читать очередную книгу Хайнлайна я смутно почувствовал, что уже когда-то читал её — некоторые сцены глубоко врезались в мою память. Название «Дети Мафусаила» мне ничего не говорило, но показалось, что когда-то читал. А затем мелькнуло имя Лазаря (или Лазаруса) Лонга и тут меня накрыло. Вскрылся пласт памяти, о котором я и знать не знал! Это короткое звучное имя вытянуло откуда из глубин памяти целую связку ассоциаций и эмоций! Не помню, что и когда я про него читал, должно быть где-то в раннем подростковом возрасте. Помню только имя, что он очень долго жил и какой он крутой. Возможно именно этот персонаж повлиял  то, что я выдумывал долгоживущих персонажей. В памяти имя связано с каким-то восхищением, но совсем не таким, какое вызывали капитан Блад или мушкетёры. Что-то сравни религиозному — на такое сравнение подталкивает и само имя. Прочитав все книги про Лазаруса, понял, что ничего кроме Детей я читать не мог — остальные книги однозначно не для детей, во всяком случае по меркам нашей привычной этики, не слишком изменившей со времён Хайнлайна (так и хотелось сказать — Лазаруса Лонга), не уверен, что они все переводились в то время, а если и да, то точно в сокращённом виде.

Не могу сказать, что образ Старейшего сохраняет чёткость на протяжении всей истории его жизни, жизни самого старого человека. Формально его мать и дед родились раньше, но не прожили так много субъективных лет. Автор сохраняет несколько ярких черт Лонга, но иногда только имя позволяет понимать, что это всё один и тот же человек. Это несколько расстраивает, но понятно, что крайне сложно сохранить персонаж неизменных в стольких книгах и за столько лет их написания, думаю, Хайнлайн и сам забывал какой характер у этого «бесстыжего старого козла».

Когда сегодня я встречаю человека со светло-рыжей шевелюрой, крупным носом, обезоруживающей открытой улыбкой и жестким взглядом серо-зеленоватых глаз, я всегда начинаю прикидывать, когда Старейший посетил этот уголок Галактики. Если незнакомец приближается ко мне, я всегда инстинктивно хватаюсь за кошелек. А если пытается заговорить — стараюсь не заключать с ним пари и не давать никаких обещаний.

Не думаю, что Лазарус имеет строго автобиографические черты, в некоторых местах легко догадаться, что автор брал характеристики необходимые для выживания в максимально разнообразных ситуациях. Так, например, много раз повторяется, что Лонг трус — черта помогающая выжить во множестве случаев. При этом нельзя сказать, что Лазарус так уж труслив, он способен на отважные поступки, просто не рискует больше необходимого. Но и не дрожит над своей жизнью и здоровьем излишне.

У него не было желания стать самым отчаянным пилотом в небе, он хотел стать самым старым из них.

Вот эта короткая цитата отлично описывает Лонга, во всяком случае, в относительной молодости (в ранних произведениях). Говоря о молодости Лонга нельзя не упомянуть о его родственниках, которые явно автобиографичны. Отец практически отсутствует: то ли работа связана с длительными поездками, то ли ушёл из семьи, не во всех произведениях это однозначно понятно. Лазаруса  воспитывала мать и, даже больше, дед с материнской стороны — думаю, он соответствует реальному деду Хайнлайна, чьё имя он брал как псевдоним и, если верить Вики, «в честь деда назвал также главного героя повести «Если это будет продолжаться…»». Вообще дед, воспитывающий главного героя, появляется у Хайнлайна не только у Лазаруса Лонга. Мне нравится вот так, через героев, узнавать внутренний мир и судьбу автора.

Отождествление себя с любимым героем, мне кажется, привело к тому, что его, Лазаруса, характер менялся от книги к книге и, думаю, он становился несколько более похожим на автора. Поздние книги про Лонга были написаны, когда Хайнлайну должно быть чувствовал себя таким же старым, как Лазарус — ему уже было под 80.

Позже у меня не было причин менять свое мнение. Да, он мог проявить доброту, даже привязанность к тому, кто согласится на роль подчиненного… если то были ребенок или женщина. Но предпочитал, чтобы и они огрызались. А уж взрослых мужчин, становящихся на колени, Старейший не любил и не доверял им.
Думаю, эта черта характера делала его очень одиноким.

Ещё автобиографическую деталь можно увидеть в отношении Лазаруса к книгам, к тому, кого он любил и читал:

Книги влекли Лазаруса так, что ради них он готов был забросить даже финансовые дела. В ту суровую зиму каждый свободный час он проводил со старыми приятелями: Марком Твеном с иллюстрациями Дэна Берда, доктором Конан Дойлем, чудесной Страной Оз в описании королевского историка с цветными картинками Джона Р. Нейла, Редьярдом Киплингом, Гербертом Джорджем Уэллсом, Жюлем Верном…

Некоторые из этих авторов и многие их миры многократно встречаются у Хайнлайна. Мать Лазаруса была знакома с Марком Твеном, а сам он, Лазарус Лонг, однажды попал в Страну Оз, а Барсум Берроуза упоминается в каждом втором романе Хайнлайна, если не чаще.

Разгадывание Лонга, поиск и очистка в нём черт автора — увлекательное занятие, иногда основной стимул, когда продираешься, через скучные места в длинных книгах про Лазаруса Лонга. Реконструировать автора из его текстов — занятие, которые возникает при чтении только лучших авторов.

С недовольной миной на лице я повиновался. И подумал, что начинаю подбирать ключи к Лазарусу. Невзирая над все насмешки, старый негодник в душе оставался эквалитарианцем и проявлял это в том, что пытался доминировать над каждым, с кем имел дело, — но презирал всех, кто спешил потакать его издевательствам. Единственной правильной линией поведения с ним было отвечать на удар ударом, стараться поддерживать баланс сил и надеяться, что со временем удастся построить отношения на основе стабильного взаимного уважения.

Наука

Фантастика у Хайнлайна научная, куда уж более, но его отношение к самой науке неоднозначно, если судить по цитатам из книг.

Существуют три школы магии. Первая: выскажите тавтологию и потом на все лады повторяйте следствия из нее – это философия. Вторая: зарегистрируйте много фактов, попытайтесь увидеть в них закономерность, предскажите следующий факт и ошибитесь – это наука. Третья: осознайте, что вы живете во враждебном мире, которым правит Закон Мэрфи, хотя ему иногда частично противодействует фактор Брюстера…

Трудно сказать насколько это личное мнение автора, а насколько необходимый сюжетный ход. Исходя из биографии Хайнлайна, он увлекался научными теориями и научным подходом, в том числе эволюционным. Последнее видно и в многих его романах. Однако…

Видеть вокруг лишь подтвержденные факты и отбрасывать остальное — значит впадать в фантазию, к тому же скучную, поскольку реальный мир чудесен и удивителен.

И действительно в романах про Лазаруса реальность, строгая физика разбавляется чистой фантастикой, например, когда герои попадают в Страну Оз, где действует всё волшебство, описанное в книге, причём распространяется оно и на другие миры. Неожиданное смешение высокотехнологического летательного аппарата, передвигающегося во времени и пространстве, с двумя волшебными уборными.

Возможно суть такого отношения можно найти вот в этой цитате:

Различие между наукой и ее волосатыми субъектами заключается в том, что науке необходимо умение мыслить, тогда как данным субъектам необходимо только образование.

Или это я нахожу смысл, исходя из собственного отношения к современной науке, а точнее к её волосатым субъектам. Как бы то ни было, но Хайнлайн связывал развитие общества с наукой или, хотя бы, с банальной грамотностью:

Изучая историю своей родной планеты и своего столетия в разных параллелях времени, я узнала, что упадок и разрушение, наступавшие во всех параллелях, объединяла одна общая черта: безграмотность.

И, видимо, считал, что потеря грамотности неизбежна. Соответствуем ли мы этим прогнозам? В его книгах действие довольно часто происходит примерно в наше время.

Время и пространство

Важную часть в научной, научно-фантастической, картине миров Хайнлайна играет отношение ко времени, если говорить шире, к пространственно-временному континууму. Здесь ярко проявляется описанное выше противоречие между увлечением, даже поклонением науке, и отрицанием её реальных достижений. Тут, мне кажется, это уступка фантастическому. Приведённая ниже цитата показывает один из примеров того, как автору приходилось отрицать общепризнанные научные открытия, чтобы ввести фантастическую физику:

— Об этом ты не беспокойся, — отвечал Либби, — так называемый «закон сохранения энергии» был просто рабочей гипотезой, недоказанной и, кстати говоря, недоказуемой, призванной объяснить известные явления. Он работает лишь в рамках старой, динамической концепции устройства мира. А в многообразии, понимаемом как статическая сетка связей, «нарушение» этого «закона» не представляет собой ничего удивительного: это просто разрывная функция, которую надо обнаружить и описать. Именно это я и сделал. Обнаружил разрывность в математической модели той характеристики массы-энергии, которую называют инерцией. И постарался ее применить. Оказалось, что эта модель подобна реальному миру. По правде говоря, в этом и заключалась единственная опасность: до тех пор, пока эмпирически не испытаешь модель, нельзя быть окончательно уверенным в том, что она соответствует действительности.

На мой взгляд в прыжках через время и пространство у Хайнлайна много нереалистичного, но есть некоторые интересные моменты, например, использование гипотезы множественных вселенных, в которой миры находятся на расстоянии одного кванта… на трёх временных осях. То есть существуют не только три пространственные, но и три временные оси, взаимозаменяемые. Не очень понятно как происходит движение по осям, что по ним двигается, этот важный и крайне мне интересный вопрос обходится стороной, но всё равно получается убедительная и привлекательная концепция.

Использование нескольких временных осей, видимо, приводит к неожиданному взгляду на передвижение в нашей вселенной, на преобразование Лоренца и релятивистские скорости:

— Ты имеешь в виду сокращение Лоренца-Фицджеральда? Уж извини, но всякий, кто говорит о нем словами, говорит чепуху.
— Но почему? — спросила Нэнси.
— Потому… Да потому, что словами его не объяснить. Формулы, использованные для описания явления, в данном случае условно именуемого «сокращением», заведомо учитывают, что наблюдатель сам становится частью явления, тогда как обычный язык содержит в себе предпосылку, что мы в состоянии наблюдать это явление со стороны, а такую возможность математика отвергает. Любой наблюдатель является частью целого — как бы ему ни хотелось обратного.

Мне кажется, Хайнлайн очень точно и правильно критикует современную ему, да и нам, физику. Не во всём, конечно, но там, где критика не помогает протаскивать фантастику, делает уколы в действительно слабые научные места. Физические законы индуктивны, то есть могут и нарушаться в каких-то необычных условиях, которые ещё не выявлены учёными. И ограниченность нашего восприятия, нашего четырёхмерного мира может вести к тому, что мы не можем найти другие временные оси. Захватывающие околонаучные темы затрагивает автор.

Чтобы выяснить, как устроен этот мир, нужно встать рядом с ним и поглядеть со стороны. Не изнутри. И ни две тысячи лет, ни двадцать две ничего не дадут. Вот когда человек умрет — он может избавиться от локальной перспективы и увидеть мироздание в целом.

Ещё один вопрос, связанный с путешествиями во времени, заключается в том, может ли возникнуть классической парадокс с убийством своего дедушки. Об этом подробно рассказано и описано в романе «Дверь в лето», про который я писал ранее. Хайнлайн считает, что не может возникнуть подобный парадокс, так как прошлое уже есть и его не изменить. Если ты попал в прошлое, то значит ты там был «всегда» и, значит, не встретил сам себя или ничего не изменил, или изменил, то всегда считал, что там и было. И можно «изменить» прошлое, только сделав так, чтобы всё выглядело так, как записано в анналах.

Но это основано всего лишь на предположении, что твоя гипотеза «парадоксов не существует» является законом природы. А ведь ты давно знаешь, что сама твоя гипотеза содержит в себе парадокс, о котором ты умолчал, чтобы не испугать Лаз, Лор и других членов твоей «настоящей» семьи. Идея о том, что свободная воля и предопределение представляют собой два аспекта одной и той же математической истины и что разница между ними лишь лингвистическая, а не семантическая. И следовательно, твоя собственная свободная воля не может изменить ход событий в данном «здесь и сейчас», потому что твои свободные воля и действия «здесь и сейчас» уже стали причиной того, что сложилось в более позднем «здесь и сейчас».

Взгляды Хайнлайна, то, как они излагаются в книгах, не являются в полной мере научными, но крайне интересны и заставляют задумать, иначе взглянуть на привычные концепции, которые априорно считаются истинными.

Милитаризм

Данная тема широко раскрыта в «Звёздном десанте» (писал тут и тут), в истории Лазаруса Лонга она не проявлена в явном виде, но её можно встретить на разных уровнях, как государственном, так и одного человека. Хайнлайна нельзя назвать пацифистом ни на каком уровне, что сказалось и на Лазарусе (и его семействе). Эта тема характеризует автора как человека, потому я выделил её в отдельный раздел, хотя в данном контексте она является частью политических взглядов Хайнлайна на государственное устройство.

Потребовалась Испано-американская война, две мировых и еще две необъявленных «полицейских акций» (о Господи!), чтобы я поняла наконец: ни нашему правительству, ни нашей прессе нельзя доверять человеческие жизни.

Личная агрессия и готовность ко всему ставится выше государственных интересов, что может быть вызвано прорисовкой характера Лазаруса, который не один раз противопоставлялся обществу. И делал как раз то, что описано в следующей цитате:

Каждый человек хотя бы раз в жизни должен как следует побегать, спасая свою жизнь, чтобы усвоить, что молоко берется не из супермаркетов, что безопасность обеспечивается не полицейскими, что «новости» – это вовсе не что-то такое, что всегда происходит с другими людьми. Может быть, тогда он поймет, как жили его предки, и убедится, что ничем не отличается от них – в конечном счете его жизнь зависит от его проворства, бдительности и личной предприимчивости.

При этом Хайнлайн не слишком высокого мнения о людях, причём, считаю, обоснованно. Однако, он неожиданно высказывается о некоторых конкретных личностях, например, Эйнштейне:

– А в моем сжигаются его изображения! Альберт Эйнштейн объявил себя «поборником мира» и был в этом нечестен. Когда «забодали его собственного быка», он забыл все «пацифистские принципы» и всем своим влиянием способствовал созданию первой бомбы, убийцы целых городов. Его теоретические работы вовсе не так уж значительны, тем более что большинство из них приводит к ложным выводам. Но он остался в истории из-за позорного клейма политика-пацифиста, переродившегося в убийцу. Я его презираю!

Напомню, что в предыдущих разделах мы говорили о том, почему Хайнлайн принижал заслуги физиков, правда не явно насколько всерьёз, а насколько для фантастики.

Милитаризм в истории Лонга показан не в полной мере, но чувствуется его влияние на мышление героев и устройство человеческого мира будущего, в котором сам человек, среднестатистический, обычный, безымянный человек, мало ценится, скорее негативно оценивается. У Хайнлайна нет характерной для современной европейской цивилизации равной ценности всех индивидуумов, ценности каждого человека. Ценность есть только у избранных, точнее у тех, кто добился того, чтобы его ценили. Ценность, как и права, нужно заслужить.

Государственное устройство

Взгляды Хайнлайна на то, как должно управлять государство, мне кажется, можно описать вот этой цитатой:

– Скажи, что за порядки здесь царят? Анархия, что ли?

Хэйзел пожала плечами, а Джастин Фут задумчиво произнес:

– Нет, не думаю. Мы еще не настолько великолепно организованы!

Положительные герои будущего устраивали правление, которое автор назвал конституционной тиранией — «правительству в основном все запрещено, а благословенный народ благодаря собственной бесхребетности вовсе не имеет права голоса». Очень характерное описание, заставляющее задуматься и, мне кажется, выведенное на основании мудрого наблюдения на американской демократией и политической (не)активностью, и (не)адекватностью, граждан. Вот выжимка из этих наблюдений:

Истинная „поголовная“ демократия, где каждый взрослый имеет право голоса, лишена обратной связи, служащей человеку для самоусовершенствования. Она целиком и полностью зависит от мудрости и сдержанности граждан… которым противостоит безумие и разнузданность других граждан. Демократия предполагает, что каждый свободный гражданин отдаст свой голос на благо общества, во имя общей безопасности и благосостояния. На деле же упомянутый гражданин голосует за свои интересы, как он их понимает, а большинство понимает их как „хлеба и зрелищ“.

„Хлеба и зрелищ“ – это раковая опухоль демократии, ее неизлечимая болезнь. Поначалу демократический режим работает превосходно. Но как только государство даст право голоса всем поголовно, будь то производитель или паразит – значит, этому государству придет конец. Как только плебс поймет, что можно сколько угодно голосовать за „хлеб и зрелища“ и полезные члены общества не в силах его остановить – он будет голосовать за „хлеб и зрелища“, пока не обескровит государство до смерти или пока оно, обессиленное, не уступит захватчикам, и варвары не войдут в Рим. – Джубал грустно пожал плечами. – Мой мир был прекрасен, пока им не завладели паразиты».

С момента написания этих строк прошло более 30 лет и проблема, на мой взгляд, только усугубилась, развилась, поддерживаемая положительной обратной связью и как-то мало людей это замечает. Или хочет замечать. А Хайнлайн заметил и смоделировал проблему в будущем развитии, стал искать решение проблемы на страницах своих книг. И нашёл, во всяком случае, придумал нетривиальный подход с активным обузданием бюрократического аппарата его руководителем. Вот чем занимается главный управляющий планетой:

Половину времени мне приходится тратить на выявление чересчур инициативных чиновников, а потом следить за тем, чтобы они больше никогда и нигде не занимали никаких общественных должностей. Затем я, как правило, отменяю всю проделанную ими работу и все задания, выданные ими подчиненным.

Исходя из этого, тип правления можно уточнить — просвещённая конституционная тирания, которую, как мы знаем, можно создать, но очень сложно поддержать при смене правителей. Хайнлайн решил и эту проблему: правителей не нужно менять, так как они очень долго живут, а за время их жизни люди так загаживают планету, что её приходится менять. Менять не только из-за самой планеты, но и из-за людей, который, как уже говорилось, автор ценит не слишком высоко.

— Если, как полагает Лазарус, а его поддерживает статистика, каждая миграция осуществляется людьми, находящимися на правой ниспадающей ветви нормальной кривой человеческих способностей, значит она действует как сортирующее устройство, и на новой планете кривая развития интеллекта сдвигается в сторону более высоких значений, чем в исходной популяции. А старая планета сделается лишь чуточку глупее.

Тут отлично видно увлечение теорией эволюции, которую автор не скрывает и показывает, пусть и не всегда корректно, во многих романах.

Почти все характеристики идеального государственного управления по Хайнлайну строятся на… тупости людей и защите от неё. И демократия просто по своему устройству не может перейти на такое управление, не может признать тупость людей, так как это крайне непопулярная точка зрения.

Демократия основывается на предположении, что миллион человек умнее одного. Постойте, постойте, как вы сказали? Мне кажется, я что-то пропустил…

Вот вам ещё две цитаты, которые сейчас актуальны как никогда.

Я не обращаю внимания на голодовки, Дональд, и на прочие капризы тоже. Думаю, что и правительства должны поступать так же. Игнорировать голодовки и тех, кто приковывает себя к оградам или ложится под разный транспорт. Не обращать внимания на взрослые капризы.

 

И уж истинный упадок претерпевал здравый смысл. В Соединенных Штатах стали считать выдающимися людьми артистов развлекательного жанра и профессиональных атлетов. Им поклонялись и видели в них лидеров: они высказывали свое мнение по самым разным вопросам и относились к себе столь же серьезно, как и все окружающие. В конце концов, если спортсмену платят больше миллиона в год, почему бы ему не считать себя важной персоной… а стало быть, всем интересно знать его мнение о внутренней и внешней политике, хотя он выдает свое невежество и безграмотность всякий раз, едва открывает рот. Ведь большинство его фанатов столь же невежественны и безграмотны – болезнь прилипчива.

Ну и отдельной строкой — ну а как же Мюнхен, Дрезден и другие немецкие города?

Впервые услышав о бомбардировке Ковентри век назад по своему личному времени, я подумала, что бомбить исторический город способны только такие звери, как нацисты.

Мне хотелось бы жить в государстве, созданном по проекту Хайнлайна, хотелось бы по очень многим причинам, не только политическим.

Отец говорит, что наша так называемая цивилизация больна целиком, но особенно это касается секса, любых его аспектов.

Феминизм

Тема женщин и их роли в обществе наиболее широко раскрыта именно в книгах про Лазаруса Лонга, часть сюжета рассказывается от женского лица — иногда исключительно, иногда Хайнлайн пробует многократно менять рассказчика по ходу дела. Однако, это не тот феминизм, который получил распространение сейчас: речь идёт о правах и возможностях женщин, а не о равенстве полов. Учитывая пренебрежительное отношение автора к среднему человеку такой подход к проблеме полов уже не удивляет.

Всякий раз, когда женщины настаивали на абсолютном равенстве с мужчинами, они неизменно оказывались в еще более худшем положении. А ведь женские суть и способности выше мужских… Правильная тактика заключается в том, чтобы требовать себе всех возможных привилегий, а там уж как получится. Женщины не должны ограничиваться одним только равенством. «Равенство» для женщин — это проигрыш.

Тут, как и во многих случаях, нет смысла пересказывать взгляды автора, лучше просто процитировать, так получится точнее и красивее.

Я страстная поборница женских прав, но отнюдь не женского равноправия. Оно мне совершенно ни к чему, это равноправие. Я, Шельма, желаю быть как можно более неравноправной, со всеми удобствами, почетом и особыми привилегиями, которые вытекают из принадлежности к высшему полу. Если мужчина не поторопится открыть передо мной дверь, я не удостою его взглядом и наступлю ему на ногу. Мне нисколько не стыдно с размахом и удовольствием пользоваться услугами сильной стороны, то бишь мужчин (зато мои собственные сильные стороны полностью посвящены служению мужчинам – noblesse oblidge). Мне ничуть не обидно, что у мужчин есть все те естественные преимущества, которые у них есть, – лишь бы они признавали те преимущества, которые есть у меня. Я не несчастный недоделанный самец: я самка и очень этим довольна.

В феминизме Хайнлайна много от биологической точки зрения, он крайне сексуален, как и почти вся проза автора, биполярен — не уравнивает мужчин и женщин, срезая с них половые черты, удаляя сексуальные особенности и предпочтения полов. Как и в случае с умственными качествами, тут нет уравниловки, у каждой стороны есть свои сильные и слабые стороны, которые взаимодополняют друг друга. Только вместе два пола, разных пола, могут создать идеальную систему, семью. Отмечу: два пола, но не обязательно два человека, их в семье может быть гораздо больше.

В свете этого интересно читать, каким видел Хайнлайн феминизм в реальной жизни. Мне всегда казалось, что радикальные формы он принял уже в двадцать первом веке. Впервые о нём услышал от коллеги, которая съездила в Испанию и ужаснулась: сама она очень любит мужское внимание, а там ей даже дверь не открывали! И цветы на день рождения не подарили. Если же судить по Хайнлайну, то в США это началось значительно раньше.

Я говорю это потому, что в семидесятые годы многие женщины немилосердно обрывали мужчин, если те оказывали им маленькие знаки внимания – предлагали стул, например, или помогали выйти из машины. Эти женщины – их было меньшинство, но попадались они повсюду – относились к учтивости, как к оскорблению. Я считала их всех лесбиянками. Не знаю, были ли они таковыми в буквальном смысле (кое о ком я знаю точно, что были), но их поведение побуждает меня объединить их в одну группу.

Если не все они лесбиянки, где им взять партнеров другого пола? Каким же это размазней надо быть, чтобы терпеть подобную грубость от женщины? С сожалением должна заметить, что в семидесятые годы развелось множество таких вот хлюпиков. Они преобладали. Мужественные, галантные джентльмены из тех, что не дожидаются всеобщей мобилизации, становились редкостью.

Интересно было бы как-то изучить, как этот вопрос связан с войнами и тем, действительно же, что мужчины, особенно активные и уверенные в себе, уходили на фронт и не возвращались.

Она одарила меня ангельской улыбкой.

– Поверь, так лучше. Мужчины всегда паникуют, а женщины – нет!

Тема феминизма плавно перетекает в тему прав и свобод в целом, является одной из наиболее подробно описанных черт родственников Лазаруса Лонга.

Свобода и права

Точка зрения Хайнлайна на права человек так же не является широко распространённой в современном европейском мире.

— Забудем об этом, Айра, я уже много столетий назад понял, что в обществе, многолюдном настолько, что в нем заведены удостоверения личности, не может быть личной свободы.

Естественные, неотъемлемые права человека — что это? Лучше всего Хайнлайн сказал об этом в «Звёздном десанте», который я уже цитировал. Лазарус Лонг так не формулирует, но действует именно так — права не даются, права берутся, свобода добывается, отстаивается.

Такое отношение к правам человека необходимо приводит к иным моральным и этическим кодексам.

Этика

Я не верю людям, говорящим об этике, когда они собираются обчистить мои карманы. Но с теми, кто действует в собственных интересах и признает это, я обычно мог договориться.

Ещё одна максима Лазаруса Лонга, который всегда устанавливал свои правила игры, причём он понимал, что эти правила идут в разрез с общепринятыми, потому зачастую не пытался переиграть всё общество, а уходил из него и, например, создавал своё собственное — маленькое, размером с семью, или большое, размером с планету.

«Плевать я хотел на все словари на свете! Пока я глава этой семьи, ее члены будут изъясняться не иначе как в соответствии с моими понятиями о приличии!»

С точки зрения европейской этики (той, что была в середине прошлого века), в которой преимущественно продолжают существовать герои, такой этический кодекс считается чуть ли не противозаконным, во всяком случае — противонормным.

– Мне уже ясно, что твой отец – подрывной элемент, разлагающий пример для молодежи, порочный старик. Я им бесконечно восхищаюсь и надеюсь стать таким же, как он.

Однако нельзя назвать назвать Лазаруса бандитом или ещё каким-то асоциальным типом. Как уже можно было понять из предыдущих частей, у Лазаруса есть понятия чести и достоинства, он не просто экспроприирует экспроприированное. Опять же, лучше самого автора не скажешь:

– Хорошо. Если ты собой гордишься – это наилучшая гарантия правильного поведения. Слишком горда, чтобы красть, слишком горда, чтобы жульничать, слишком горда, чтобы отнимать леденцы у ребятишек или исподтишка портить воздух. Моральный кодекс любого племени, Морин, основан на условиях выживания этого племени… но мораль отдельного человека зиждется исключительно на гордости, не на условиях выживания. Вот почему капитан идет на дно вместе со своим кораблем; вот почему гвардия умирает, но не сдается. Человеку, которому не за что умирать, незачем и жить.

Вот такой вот гордости многим не хватает, как мне кажется. И многого ещё не хватает, что красочно и точно описывает Хайнлайн. В том числе точно подмеченные внешние приметы упадка, вариант разрухи, которая начинается не в клозетах, а в головах.

Но существует один безошибочный признак упадка хороших манер: это грязные общественные туалеты. В здоровом обществе общественные комнаты отдыха, туалеты, умывальные так чисты, опрятны и так хорошо пахнут, как ванная в приличном частном доме. В больном же обществе…» Джубал с отвращением замолчал.

Несколько неожиданно говорить про хорошие манеры в контексте Лазаруса Лонга, который далеко не всегда ими отличался, во всяком случае для чужих. Последнее уточнее важно, в свете разговора про этику и мораль, которая распространяется только на своих — родственников, нацию или человечество в целом, в зависимости от человека и ситуации.

Разговор об этике приводит нас к более табуированной теме, которой посвящено много страниц в романах Хайнлайна.

Никогда не спи с женщиной, которая от тебя зависит, если ты не женат на ней или не собираешься жениться. Это аморальное эмпирическое правило может быть изменено в зависимости от обстоятельств и неприменимо к женщинам, от меня не зависящим, — это совершенно другой случай.

Обнажённость

За все эти годы я обнаружил, что у всех цивилизаций, где нагота обязательна или не предосудительна, омовение превращается в способ общения. Как в Древнем Риме, древней Японии, во многих других странах.

Тема обнажённости переводит нас от общих культурных норм и правил к более частным, личным. Из приведённой цитаты видно, как автор относился к требованиям моралистов прикрывать тело. Думаю, что он так же бы относился бы к различным ограничениям на показ тела в интернете.

ДаблЭс — секс и семья

Там поболтать будет не с кем, кроме меня. Пока скоренько не испечем кого-нибудь и не научим разговаривать.

Лазарус Лонг жил очень долго и заимел огромное количество прямых потомков, но для нашей темы важнее его личная семья, которая к концу разрослась до огромного размера, содержала множество жён и мужей, которые могли быть в совершенно различных кровных отношениях, неисчислимое количество детей. В эту семью входила и мать Лазаруса, на правах жены, и его условные сёстры, и его дальние потомки, и жители других вселенных. Даже современная нравственность такое бы не приняла.

Весь «эрос», дорогуша, — это условность; в совокуплении как таковом или в сопутствующих ему нефункциональных изысках нет ничего ни морального, ни аморального. «Эрос» — всего лишь способ, позволяющий поддерживать существование людей, при всех их индивидуальностях и различиях, дающий им возможность быть вместе и радоваться. Это механизм выживания, выработанный в результате долгой эволюции, и его репродуктивная функция является наименее сложным аспектом той крайне неоднозначной и весьма важной роли, которую играет он в деле существования человеческой расы.

Обратите внимание как он выводит секс, личную жизнь из области морали, законов, распространяющихся на общественную жизнь. И действительно, какое дело обществу до того, что люди делают дома, если они никому не мешают и сами счастливы?

В целом же тут не обойтись без вспоминания взглядов автора на феминизм и то, что мужчины и женщины должны быть разными — и в области сексуального общения тоже. Мне нравятся формулировки Хайнлайна в переводе на русский:

Я девушка бесхитростная, если бы не эта пара широковещательных выпуклостей у меня на груди, то мужчины на меня и не смотрели бы. А Хильда – миниатюрная Мессалина, чистый секс в мелкой расфасовке.

Секс для Лазаруса и, видимо, для Хайнлайна что-то совершенно нормальное, естественное, что не требует существенных ограничений, но при этом свобода не означает хаоса, беспринципности: «Секс должен осуществляться между друзьями. В противном случае пользуйся механическими игрушками, это более гигиенично«. Неожиданно, правда? У нас обычно считается, что либо дружба, либо секс. И это меня давно удивляет, тут я полностью на стороне Хайнлайна.

Тема секса для Лазаруса плавно перетекает в тему семьи, где у него оказываются довольно консервативные взгляды, если это можно так сказать. Например, несколько раз говорится, что Лазарус никогда не мог оставить женщину с ребёнком, всегда оставался рядом, даже если этим подвергал свою жизнь опасности (чего крайне не любил). Ради семьи был готов на всё.

Если во Вселенной есть занятие более важное, чем лежать на женщине, которую любишь, и делать ей ребенка в полном с ней согласии, я о нем не слыхал.

Мне сложно связать такие слова Лазаруса с его чертами характера, которые были в самом начале этого текста. Правда в текстах, откуда взяты те описания, у него ещё не было такой многочисленной любимой семьи, возможно характер Старейшего менялся вместе с замыслами автора. Грубость и замкнутость, даже некоторая нелюдимость плохо вяжутся с вот такими вот словами:

Позвольте, я вам выскажу мужскую точку зрения. Мужчина, который бы мог отказаться от воспитания двух девочек-близнецов, еще не родился.

Создание сложной семьи, состоящей из многочисленных мужей и жён, которые спокойно делят друг друга, спят кто с кем хочет (включая однополые секс и массовые оргии), меняют партнёров и все вместе растят общих детей, выглядит утопически. Зная людскую психологию и биологию, понимаешь, что на нынешнем уровне развития человек не способен на такие возвышенные отношения  — конкуренция победит. Хотя со следующим высказыванием мне сложно не согласиться:

Я, кажется, влюбился в Элизабет Лонг. И в то же время продолжал не меньше – нет, больше! – любить Хильду. Я начал понимать, что в любви нет вычитания – есть только умножение.

Если речь идёт о любви, а не просто сексуальном влечении или жажде обладать кем-то или чем-то.

Впрочем, он говорил, что двое – или несколько – человек могут делать друг с другом все, что хотят, если только это не вредит им физически. По его мнению, говорить о сексе «морально» или «аморально» – просто смешно. Следует говорить «хорошо» и «плохо» в том же смысле, как в любой другой области человеческих отношений.

Заключение

Весь этот длинный текст я старался разобраться не в Лазарусе Лонге и даже не поиск личных взглядов Хайнлана через призму Лонга был главной целью. Мне показалось важнее рассказать о нестандартных и во многом привлекательных нравственных позиций Хайнлайна Лонга. Эти взгляды как-то совсем затерялись в мировой культуре, затёрлись новыми открытиями и возможностями. Сейчас обнажённостью никого не удивишь, так же как и строжайшими запретами на неё (в одном и том же обществе, в одно и то же время). Свободной половой жизнь – тоже, но не в сочетании с весьма строгими принципами, с нравственностью, которая не позволяет оставлять женщин с детьми. С нравственностью, из-за который человек идёт на не свою войну для того, что восстановить себя в глазах людей, которые ему важны.

Возможно идеалы Хайнлайна утопичны и нереалистичны, но, мне кажется, они весьма неплохи как ориентир средней и большой дистанции – в те самые от двухсот до двух тысяч лет, которые прожил Лазарус Лонг.