Стой и смотри!

I

Когда под рукой нет скальпеля, нет даже кухонного ножа, подойдёт и канцелярский, который я попросил для операции, тем более, что он отлично годится не только для спасения жизней, но и для их отъёма.

У меня всегда с собой небольшой оселок, обломок выменянный на услугу у пафосного кузнеца, так что качество лезвия не имеет значения, даже если речь про первое, про спасение. Заточка получается отличная, и без металлической пыли, которая может попасть в огнестрельную рану мэра. А если она и попадёт в рану второго типа, никого не взволнует.

А рана у мэра тяжёлая, неприятная, хорошо меня быстро допустили к телу, у него есть шанс выкарабкаться. Во всяком случае, лишь слегка меньший, чем у всех остальных здоровых заложников.

Вот что значит честные выборы. Мэр даже в такой сложной ситуации готов взять на себя ответственность за своих избирателей, попытался вывести их, то есть нас, из здания — за что и получил очередь в живот. Прикрыв всех остальных. Если он выживет, уверен, его и в следующий раз изберут.

Думал о своём, а руки уже автоматически делали всё необходимое: резали, вычищали, шили, накладывали марлю. Минимальный набор выживальщика у меня всегда с собой, хотя предпочитаю не афишировать. У этого набора есть минус — всего одно универсальное лезвие, а мне нужно больше.

Всё началось внезапно, когда я стоял в очереди к операционному окошку банка. Мэр стоял в соседней очереди, перед ним было всего два человека, но он всё же стоял в очереди, обратил я внимание, — задержись грабители на пятнадцать минут и одной проблемой у них было бы меньше. Не знаю точно сколько было человек в масках, в тот момент успел заметить только троих, у всех огнестрельное оружие, мачете. Не новички, но с показухой перебирают, профессионалы невысокого уровня. Хорошо, они думают, что я обычный врач, а то бы уже застрелили — от греха подальше, зачем им такой риск.

Что им нужно было в банке, я не знаю, но вряд ли просто наличность, судя по сложным перемещением бойцов, искали они что-то другое. И собираются ли они отпускать заложников — тоже загадка. Мэр пытался добиться освобождения хотя бы части людей сначала переговорами, а потом и наглым побегом, но ничего не вышло, кроме ранения.

Я не пытался сбежать, хотел переждать в тихом углу не высовываясь, привлекать внимание к своей особе — это не то, что мне нужно. Когда же ранили мэра, я понял, что нужно вмешаться. И не только в его судьбу.

Краям глаза я рассмотрел четверых грабитей в зале. Натренированный взгляд моментально определил слабые места в их защите, тело уже запустило моторные навыки, необходимые для доставки лезвий ножа до внутренних органов и крупных сосудов.

В зале конденсировалось напряжение, заложники нервничали, это понятно, но и грабители были не в духе, кажется, у них что-то шло не по плану. Они о чём-то шептались, переговаривались по рации. Похоже, я видел не всех, что сильно затрудняло дело. Состояние мэра тоже усложняло дело, но штопка подходила к концу. В который раз я убеждался, как легко оперировать, если тебе ничего не нужно узнать у пациента.

Заложники, человек двадцать пять, покорно лежали на полу и не отсвечивали, не перекрывали траекторий. Для каждого грабителя я заготовил по два лезвия, с запасом. Меня так учили, правда, ещё меня учили, что запас не должен использоваться. Но невидимые противники давили неизвестностью, следовательно, нужно быть готовым ко всему.

Лезвия, утяжелённые магнитами, удобно улеглись в ладони, а я продолжал делать вид, что зашиваю мэра, на меня никто не обращал внимания. Выжидал, надеясь, что появятся невидимые грабители, или удобного положения тел тех, кто уже был. Вдруг раздался новый громкий голос, показавшийся мне откуда-то знакомым, и из служебной двери выплыл человек, явно грабитель, но без маски и камуфляжа. Я моментально узнал его и понял, что пора приступать к активным действиям, иначе будет поздно.

II

Я долго определялся с профессией, к тому времени, когда уже не было дороги назад, все прибыльные, перспективные и почётные места оказались заняты.

Мне всегда хотелось помогать людям, делать жизнь лучше, но врачей стало столько, что хоть жуй. Все направления врачебной деятельности оккупированы специалистами всех сортов и способностей, от хирургов, мастерски работающих скальпелем и тампоном, с закрытыми глазами вырезающими сами себе гланды, до шарлатанов, лечащих наложением рук и пассами вокруг головы. А уж специалистов-психологов и психотерапевтов однодневок — этих вообще не счесть.

С другой стороны, мне претит работа в кабинете, на одном и том же рабочем месте, всегда хотелось путешествовать, смотреть новые страны, ходить по новым городам, узнавать новых людей — но на расстоянии, чтобы не создавать длительные близкие отношения, даже дружеские, они меня тяготят.

И я нашёл себе подходящую работу, оказывается, даже есть полулегальный колледж наёмных убийц! Ведь это и есть отлично подходящая мне работа: действительно по работе нужно путешествовать, глубоко и досконально узнавать новых людей, но длительность общения с ними, по профессиональным причинам, весьма непродолжительная.

Посмотрев список предметов в колледже понял, как могу устроиться и занялся своим делом, в котором, насколько я знаю, у меня до сих пор нет серьёзных конкурентов. Я стал врачом особого назначения, врачом с дипломом наёмного убийцы. Да, у меня нет всей медицинской базы, но нам давали анатомию с физиологией, даже хирургию с травматологией — с упором на то, как лучше узнать у клиента всё необходимое.

И ещё опыт разный. Врачи стараются как можно дальше обходить черту отделяющую жизнь пациента от смерти, хотя иногда, особенно хирургам приходится очень близко к ней подходить. Анестезиологи усыпляют пациента, подводят, а сами хирурги, разрезая, останавливая сердце, практически касаются этой черты, но всегда стремятся уйти подальше. Нас же, наёмных убийц, учат подводит пациента максимально близко к черте и там его удерживать — когда нужно у него что-нибудь узнать. Врачи стремятся от черты, за которой смерть, а мы к ней, причём так, чтобы не пересечь, по асимптоте, можно сказать. Совершенно разный опыт, разные приёмы и противоположное отношение к пациенту.

Хотя нет, не совсем противоположное. Мы даже больше ценим жизнь пациента, держимся за неё как за свою. Если врач пересечёт линию отделяющую жизнь от смерти, то он потеряет жизнь пациента, — вернуть человека из-за черты практически невозможно, — ему самому ничего не грозит, если он не совершил существенной ошибки. Мы же рискуем и своими жизнями, заказчику не нравится, когда из-за некомпетентности исполнителя теряется нужная информация — пациент пересекает черту раньше срока. И тут уже не важно, какая и кем была допущена ошибка.

За два года, что прошло после выпуска из колледжа, моих однокурсников стало значительно меньше. Не думаю, что с врачами похожая история.

Я же не опасаюсь за свою жизнь, так как никого не убиваю, если речь про людей, конечно. Наоборот, спасаю в тех случаях, когда обычные врачи не берутся за работу. В тех случаях, когда нужны такие ингредиенты, которые обычные врачи не смогут добыть, а те, кто смогут добыть, не сумеют их правильно собрать, вырезать, экстрагировать и сохранить. Короче говоря, работа сопряжённая с путешествиями в красивейшие места, вроде горных вершин и глухих уголков тайги, с знакомствами с людьми, но чисто деловое, ничего личного. Всё как я хотел, тихо и спокойно — и не опасаясь за свою жизнь.

Не опасался за свою жизнь до сегодняшнего дня.

Как я уже сказал, ряды моих однокурсников сильно поредели, но именно сейчас один из них стоял передо мной в полном вооружении и мог в считанные секунды меня увидеть и узнать. Гриша Павлов стрелял, резал и вообще убивал лучше меня, на моей стороне была только неожиданность, дающая хотя бы смутную надежду на выживание.

Если бы я не проявил инициативу, а продолжал бы лежать в углу, Гриша мог бы меня и не заметить, но в нынешней ситуации он просто обязан был обратить на меня внимание, нас этому научили до уровня подкорки.

III

— Что стенку протираете? Заняться нечем? — Гриша явно был недоволен сообщниками.

Он сильным движением подвинул грабителя. Казалось бы чуть-чуть, но мой намётанный глаз уловил разницу: позиция стала значительно сильнее, меньше уязвимых мест. Чёрт!

— А что у вас тут… — Начал он, но заметил меня.

Лезвия в этот момент уже летели, а потому у Гриши не было времени меня убить, приходилось защищаться.

Всё прошло предсказуемо, все простые цели поразил, Гришу даже не ранил, он всё отбил. Привычным лёгким жестом. Я бы тоже отбил бы, если честно. Ученически, слишком по учебнику. Мысли пробегали лишь очень короткие, долго размышлять времени не было. Однокурсник не будет медлить, я уже видел как его рука тянется к метательным ножам.

Ещё два запасных лезвия лежали у меня в руке, но я прекрасно понимал, что ничего не успею. Рука профи быстрее, чем летящие лезвия.

— Замри! — Женский, или даже девичий, голос, зазвучал под сводами банка очень неожиданно. Дрожащий, робкий, но уверенный, с зачатками профессионального, голос. И всё равно неуместный. — Двинешься, стреляю.

Девочка, высокая и худая, встала между мной и Гришей. Она еле-еле сумела заслонить меня, прикрыть своей спиной обтянутой лёгкой кофточкой. В руке у неё подрагивал служебный пистолет. Полиция, кадет, или следак, учится ещё. И куда она полезла против профи? Меня решила защитить, дурочка! Ничего же не успеет.

Для Гриши появление ещё одного игрока тоже оказалось неожиданностью, которая и стоила ему жизни. Думаю, мысленно он успел обматерить всех своих сообщников последними словами: почему они оставили вооружённого человека в заложниках? Маленькая хрупкая девушка, кто подумает, что она опасна, на ней же не написано, что она профи, да ещё и не профи, так понтуется, красуется — нет реального опыта. И уже не будет, мелькнула у меня мысль, когда рука выбрасывала последние лезвия.

Как медленно тянется время, как карамелизированный сахар из почерневшей ложки. Кажется, я видел как лезвия крутятся в воздухе, как гришина рука медленно берёт и бросает нож. Как нож сверкает, бликует светом ламп. Даже успел рассчитать его траекторию, когда всё закончилось. Нож летел не в меня.

Всё закончилось оглушающим громом, выстрелом, от которого зазвенели стёкла. Девушка оказалась на высоте — она успела выстрелить. Не знаю уж что ею двигало, но она показала, что не зря училась, где бы там она не училась. Не смотря на неопытность и дрожание рук, пуля попала куда нужно — ещё на одного однокурсника моего стало меньше. Новичкам везёт? Или же везёт как утопленнику. С одной стороны, хорошо, с другой — мне меньше работы в будущем. Но будущее — это где-то далеко, нужно думать о настоящем.

В настоящем Гриша схватился за грудь и привалился к стене, автоматическая система оценки опасности вычеркнула его из своих списков. А вот девушке нужно моё внимание — я знаю, что мой однокурсник не промахнулся. Может уже и не нужно, скорбно подумалось, но всё равно рвусь к ней. Вдруг он не успел прицелиться, смешно звучит, но всё же.

Ну же, давай, девочка, живи! Живи! Чёртов снайпер, не мог хотя бы немного промазать для разнообразия, сделал бы мне, своему однокурснику, подарок на прощание. Ты спасла мою жизнь, возможно, жизнь всех заложников, девушка — ты герой, я сделаю для тебя всё, что в моих силах, постараюсь даже больше, но…

Нет, тут мне уже делать нечего. Девушка выдохнула из себя последнюю струйку жизни и потеряла последнюю связь с этим миром. Но почему же всё ещё капает кровь? Чёрт! Он и в меня умудрился попасть, правда, вскользь, руку задета. Однако, рана глубокая, крови много течёт.

Останавливать некогда. Полиция должна была слышать выстрел, они думают, что им делать. У девушки могла быть рация, её нужно найти, руки скользят от крови, своей и её. Действительно рация нашлась, работает. Нужная волна…

— Говорит заложник из банка, грабители ликвидированы, есть раненые, нужно скорая помощь. Повторяю, двое раненых, нужна скорая. Можно входить.

— Повторите, что с грабителями.

— Все грабители убиты, опасности нет, можно входить. Нужна скорая, минимум двое раненых. И один убитый… — Договорить не хватило сил и я потерял сознание.

IV

Девушка падает прямо мне в руки. Или это не девушка? Теперь мне кажется, что это Гриша, причём одетый по пояс в какую-то индейскую повязку. Нет, всё же это пристойно одетая девушка, та самая, что спасла меня. Но почему она жива и так печально, так пристально смотрит на меня, как будто ждёт чего-то? Погодите, я же не смог её спасти.

Это была моей первой мыслью, когда я очнулся в больничной палате. Не смог спасти. Вторая мысль: зачем же так много цветов? Действительно, вся палата была заставлена букетами оранжерейных цветов, ни одного полевого, какие любил цветочник Мюллер. Если вы понимаете, о ком я. Третья мысль: на её могиле не будет столько цветов, хотя она заслужила больше меня.

Какое-то движение в палате, рука пытается нащупать какое-нибудь оружие под подушкой, только потом я вспоминаю о том, где я и почему тут. Никакого оружие нет — и хорошо, это всего лишь медсестра, которая радуется тому, что я очнулся. Как мало нужно людям для радости.

Все радуются, что я очнулся. Кроме мэра, который ещё не очнулся, он в соседней палате. Кроме девушки, которая двумя этажами ниже, в морге. В палате, оказывается, уже лежат два выпуска городской газеты с заметками на первой полосе про мой героический поступок. Ага, героический, ничего не скажешь — девушку не спас.

Да что ж такое! Почему мысли постоянно возвращаются к этой девушке, это как-то нездоро́во. Ведь, действительно, я совершил поступок. Не знаю насколько героический, но спас же людей. Хотя планировали ли их убивать? Мэра спас точно, обещают, что он очнётся не сегодня, так завтра. Зато убил грабителей, они тоже же люди, суд бы их наказал совсем не так строго. Как взвесить это на весах справедливости? Что окажется тяжелее? Ведь и девушка погибла по моей вине, хотя кидал нож и не я. Не вмешайся я со своим альтруизмом, то умер бы только мэр. А если бы и мэр не проявил альтруизм, то мог бы и сам остаться в живым. Но зачем нам жить в обществе, где нет альтруистов, что за звериная стая. Да и то, у зверей поболе будет доброты.

Больница отпустила меня легко, ранение относительно лёгкое, но на душе от этого не стало проще. Тело пострадало меньше, чем психика. Вот встречался с выздоровевшим мэром, ну как выздоровевшим, на коляске ещё, но уже в социально-коммунальном бою. Он хвалил, поздравлял и всё такое прочее. И все вокруг радовались, а у меня перед глазами стояла падающая девушка — и моя неспособность её спасти.

И ладно бы с этими поздравлениями и похвалами. Вот вышел я уже на работу, а она у меня не из спокойных, требуется концентрация, вроде был справляюсь, но как-то механически, без должного погружения в материю. Иногда выпадаю из реальности настолько, что забываю где я и что делаю. Работа потеряла смысл, чего раньше никогда не было.

Ещё и сны снятся. Каждый день примерно одно и тоже: шью кого-то, появляется та самая девушка и каждый раз мне не удаётся её спасти. Один раз от смертельного укуса гигантской змеи, другой — гибнет в пламени дракона, третий — она бьётся в красную кирпичную стену, пытается убежать, с неба падают бомбы, а я только смотрю и ничего не могу. Пытаюсь каждый раз, но каждый раз не получается.

V

Серость бытия. Серое, затёртое словосочетание, используемое всеми обо всём. Читать про неё — банальщина, писать — тоже, а переживать… тяжело и муторно, ничего не сказать такого, чтобы не получилась банальщина. Но жить приходится в этой серости, банальной серости.

Восстанавливаюсь от ранения, прогоняю лишние мысли тренировками, йогой, физической измотанностью. В перерывах набираю клиентуру. Удивительно, но благодарность мэра оказалась полезной. Не сама даже благодарность, а известность с нею связанная — меня не только показали по ТВ, но и, косвенно, рассказали про мою работу, про то, что я под пулями оперировал. К счастью, мне удалось увернуться, не упомянул, кем точно работаю. Люди стали мне больше доверять свои жизни, даже в спокойных условиях. Те вялые конкуренты, что у меня были, совсем сдали позиции.

Олигарх предложил работу на дому, в смысле у него, сделать пару операций, пластическая хирургия. Догадываюсь, что пара операций — пара человек, которых нужно увести от чрезмерного внимания, то есть работы много, но и платит хорошо, добавит, если всё быстро и гладко пройдёт. Должно быть интересно, не часто такие заказы мне попадаются, тут спасибо мэру — олигарх из новостей узнал обо мне.

Полная смена обстановки, полезно, конечно, но серость бытия, та самая банальная, никуда не делась, хотя, казалось бы, в таком дворце, с таким убранством — откуда даже капелька серости возьмётся. Никакой ноябрь не пройдёт. Но нет же, всё девушка перед глазами, серость её кончины и бытиё её крови у меня на руках. Её небытиё и яркость крови.

Что там работа, даже отдых мне стал не в радость. Никогда не умел хорошо развлекаться, а тут даже старые привычки отказали. Фильмы — скучно. Сериалы — ерунда. Подкасты, лекции, интервью — засыпаю. Ну хоть книги — сложно найти то, что увлекает. Перечитывать не интересно, новое — пустота.

Всё так было до тех пор пока не нашёл ту самую книгу, ту, которая всё изменила. Зажгла — не в том смысле, что у Брэдбери, нет. Засветилась огнём в конце туннеля. Так вот книга.

Я шёл домой с так называемого развлечения и, как всегда, думал о чём-то своём, но заметил, что в помойку, что у меня за домом, кто-то выкинул старую библиотеку, книги прямо вместе с полками. Типичная советская библиотека, типичные советские полки. Какой-нибудь внук решил продать или въехать в дедушкину, или вероятнее бабушкину — бабушки дольше живут, сухая статистика, квартиру, — или продать её. Освобождает её от духа русского, русской культуры и самобытности. Не могу пройти мимо выброшенных под морось книг, да мне ничего не нужно, да, с моей работой иметь якорь из книг противопоказано, да, я читаю преимущественно цифру, но — всё равно не могу пройти мимо, хотя бы одним глазком гляну, что там.

Ох, хороший же человек жил в доме напротив. Каждую третью книгу хотелось взять. Много фантастики, приличные издания классики. Бомж, который соберётся их сдать в старую книгу выпьет основательно. Повынимал отдельные томики, полистал пожелтевшую бумагу. Красота, чтоб я так жил, чтобы читать это всё не торопясь. А это что такое?

В глаза бросилась яркая жёлтая суперобложка. Ещё фантастика. Клиффорд Саймак… тут я замер. Минималистичная обложка: название и какой-то дракон кого-то держит или что-то подобное. Книга называлась «Что может быть проще времени?». Действительно, что — задумался я. И в этот момент пазл сложился.

Что может быть проще времени? То есть, что может быть проще путешествия во времени? Проще путешествия в прошлое, проще спасения девушки в прошлом, путешествия в… до того рокового момента.

А ведь это действительно вариант! Выход! Путешествие во времени — что может быть проще! И правда! Всего-то путешествие, всего-то во времени. Хотя… ведь действительно много фильмов про них придумано, и учёные, небось, что-то думают по этому поводу. Не бывает дыма без огня, должно быть что-то… что-то должно быть возможно. Нужно выяснить, покопаться в источниках, связать несвязанное.

Это близко моей профессии: брать в одном месте, а использовать в другом, складывать то, что обычно воспринимают несовместимым. Физики могли проглядеть то, что увидит врач или реконструктор. И наоборот. Не забудем ещё эзотерику — фигня, конечно, но вдруг и там найдётся крупица нужного знания. Или в традиционных религиях. Кто знает.

Что может быть проще времени? Если ты уже понял время, а пока надо браться за дело и искать, добывать. И путешествовать. Но прежде всего — прочесть книгу, вдруг, маловероятно, но вдруг, автор что-то знал и заложил частичку этого знания между строк, откуда оно стечёт внимательному читателю в складки натруженных рук, зацепится за заусенцы, полученные от длительного листания жёстких страниц и пергаментов.

Книгу я осилил за один вечер. За второй — перечитал. Для третьего раза потребовалась неделя и половина карандаша для пометок. Мне кажется, я выучил каждый изгиб листа, каждое слово с учётом положения на странице. Более того, я нашёл оригинал, прочитал его два раза. Прочитал подстрочный перевод. Надстрочный перевод. Ничего, никаких подсказок. Автор красиво написал, замечательно, но название не скрывает герметического смысла, алхимической инструкции.

С книгой всё равно не расставался, брал её везде, надеялся, что мелькнёт озарение и вот тут-то — открою нужную страницу и всё пойму.

VI

Хорошая у меня профессия, насыщенная, позволяет посмотреть новые места, думал я стоя на уступе голой скалы. Ветер холодил вспотевшую при подъёме голову и уносился вперёд, в зелёную долину.

Сюда не ведёт один перевал, потому туристы не ходят, в 1965 году заходили геологи, всё измерили, зарисовали на своих картах, ничего не нашли и ушли. Конечно, ничего не нашли — они же себе под ноги смотрели, а надо было вверх. Шутка, конечно. Не нашли потому, что дракон успешно отводит глаза. Вот и я сейчас на другой стороны этой светлой, зелёной и милой долины ничего не вижу, кроме нагромождения скал и камней, хотя, где-то там, перед самым высоким пиком, развалился старинный замок, от которого в сохранности осталась только одна высокая башня, почти минарет. Именно в ней и содержались принцессы. Если верить сказаниям. Возможно и сейчас там томится одна из них, правда, не знаю зачем. Может быть папаша заплатил, чтобы проверить будущего тестя.

Как бы то ни было, но мне принцессу, даже если бы она там была, не освободить, я не рыцарь, не принц, даже если бы она там была, она мне не нужна. Я тут в поисках другого, мне бы чего попроще. А принцесса у меня есть и своя — тут мне вспомнилось, с чего всё начиналось, девушка, спасшая мне жизнь. И то, чем должно закончиться, уверил я сам себя.

Мне нужно, всего-то, заполучить несколько чешуек с дракона, тогда заработанного мне хватит на несколько месяцев, смогу отвлечься от работы и, наконец-то, почитать умные книги. Однако, сложно найти то, что не видишь. Или видишь, но в тот момент, когда открывается пасть и рокочущее пламя извергается как вулкан. Про драконов известно очень мало, даже то, что они существуют неизвестно, но, теоретически, в желаемой вселенной, они линяют и можно найти чешую без непосредственного контакта с её бывшим. Носителем.

По слухам, проверенными погибшими героями, линяли драконы в укромных местечках недалеко от главного лежбища, от сокровищ или принцесс (скелетов принцесс?). Осталось найти, где в этой долине это самое укромное место. С учётом того, что я точно не знаю, где сама башня.

Может быть отдохнуть в этой милой и зелёной долине? Вон под тем утёсом рядом с ручейком, водопадом стекающим с ледника. Чую, что дракон может любить купаться в этих ледяных водах. Или остужать свою пасть после огнедыхания.

Работать врачом особого назначения увлекательно, можно придумать оправдания почти для любого поступка, любого времяпрепровождения. Хотя фармацевтический аспект работы не мой любимый. Найди и принеси — плохо сочетается со статусом врача, зато хорошо сочетается с деньгами. Платят за чешую с дракона, наверное, лучше, чем за принцессу из башни. А деньги мне сейчас нужны, деньги равны времени, а именно оно мне сейчас у нужно. Для путешествия, но, в первую очередь, для изучения материалов, знакомства с физикой. Что она говорит про время, про движение во времени? Что может быть проще времени? Вдруг физика даст ответ.

Физика даст ответов не больше, чем дракон — чешуи. В этом я был уверен на все сто. Но попытаться должен обязательно — готов хвататься за любой, даже самый маленький шанс, лишь бы он вёл в прошлое. В то прошлое, где дракон ещё не полинял, а девушка ещё жива.

Хорошая ложбинка, я бы здесь покатался по траве при нестерпимой чесотке, при стойком кожном зуде. Потёрся бы о те камни — если бы был драконом солидных размеров. Камни-то валуны, метра три высотой. А при линьке у них есть зуд или чешуя отваливается как волосы лысеющего?

Разведу костёр, что может быть проще? Времени на сбор дров предостаточно, веток вокруг валяется уйма. Кстати, почему? Не привлёк бы мой костёр до небес дракона. Милая долина, но, почему-то, не хочется тут засиживаться, что-то есть отталкивающее, отвратительное в этой слишком идеальной картинке. Хотя нет, дело не в картинке, может запах, или шестое чувство говорит, что за мной наблюдает кто-то, кого я никак не могу заметить.

Разведу костёр и поищу чешую ночью, что время терять. Эх, найти бы время — чтобы что-то потерять, нужно это что-то иметь, но разве я имею время? Скорее это оно меня. А драконы и принцессы — кто кого имеет и владеет? Что-то не верится мне, что дракон может самостоятельно придумать план похищение и реализовать его — у него же лапки.

О какой хрени я думаю, а? Это всё испарения драконьего пота, он же потел, когда линял. Или что у него там, серные выделения, метановые железы.

А что это блестит в костре? Какие-то кости, чей-то скелет? Нет, более прочное, несгораемое. И более плоское, как блюдце или сковородка, крышка котелка моего предшественника — рыцаря. А нет. Чешуя! Чешуя дракона, не горящая в огне, не растворяющаяся в кислотах и щелочах. Удачно я запалил костёр. Сэкономил много времени, днём я бы их не заметил. Сэкономил то, чего у меня никогда и не было.

VII

Первоисточники гласили… многое, но всё не то. Время для всех было чем-то побочным, вспомогательным, не самостоятельным. Если говорили про время, то про часы, хронометры, максимум про относительность времени. Относительность относительно чего? Время приравнено к пространству, эквивалентно пространству, но как же тогда путешествовать во времени? Почему в его, времени, эквиваленте мы легко путешествуем, а в самом времени — никак. Ну то есть путешествуем, но все вместе, безраздельно. И, если кто-то отстал, то есть умер, за ним уже не вернуться.

Если лететь очень быстро, то можно попасть в условное — там не будет второго тебя, постаревшего и мудрого — будущее, но оставаясь на месте нельзя вернуться в прошлое. В пространстве можно улететь и вернуться (правда, условно вернуться), а со временем такой фокус не удастся — часы никогда не будут показывать прежнее время, в отличии от координат в GPS-навигаторе.

Первоисточников огромное количество, статьи, научные статьи, подкасты, научно-популярные видео, но всё вскользь, не о том. Что такое время? То, что мы считаем атомными часами — и всё, дальше, или раньше, только история часов — не времени как такового. Как же путешествовать? Энтропия ли мешает путешествовать, про неё изредка вспоминают. Но есть и обходные пути — мультивселенная, множественные миры, названий много, решения ни одного.

Классическая физика не даёт никаких реальных ответов, только предположения, которые ни отдельный человек, ни учёные всей Земли не могут проверить. Альтернативщики всех сортов предлагают кучу вариантов, но, почему-то, ни один из них не подтверждён подписью из будущего или прошлого. Эзотерики предлагают только нематериальные неработающие методы путешествий. Ну или полёт фантазии — тоже не то, что мне нужно.

Куда мне теперь податься? За кровавыми деньгами для новых независимых исследований, для новых копаний в мудрости и глупости веков. Те, кто говорит, что деньги не пахнут, не ковырялся в помёте дракона и не спасал мирных жителей на поле боя.

А девушка с каждый часом, с каждым мигом уходит от меня всё дальше, всё старше (?) или древнее (?), всё больше времени нас разделяет. Я движусь, а она лежит.

VIII

Важное отличие врача особого назначения — нас учили не бояться смерти.

Когда до дрожи боишься смерти сложно убивать других. Точнее так: сложно убивать других людей. Чтобы легко убивать других представляют не людьми, так часто делают при геноцидах и войнах, называют недолюдьми, низшей расой, тараканами. Вы же не задумываетесь о своей смерти, когда тапком на кухне убиваете таракана, зарящегося на ваши ценнейшие продукты?

Нас учили, что нельзя других считать не людьми. Это подразумевает, что мы не считаем их равными, недооцениваем их возможности. Не думаем, что они могут быть не глупее нас — а это приводит к быстрой смерти, смерти нашей, а не их.

Нас учили не бояться смерти.

Когда совсем рядом взорвалась очередная ракета, моя рука не дрогнула, она поправила полиэтилен, закрывающий импровизированную операционную. Второй рукой я продолжал резать пациента. Всего их лежало двое, второй без сознания дожидался своей очереди. С первым пора было заканчивать, так как уже несли следующего, третьего.

Вооружённые конфликты и войны дают много работы нам, врачам, умеющим работать в особых полевых условиях, в том числе там, где обычные врачи отказываются работать по этическим причинам. Особенно если конфликт развивается в богатых странах, где люди могут позволить нанимать врачей особого назначения в щекотливых ситуациях.

Работа в целом простая, реж-вынимай-зашивай, иногда закрывай глаза, передавай другим. Анестезиологи работают самостоятельно, тут не до изысков современной медицины. Руки работают, глаза не боятся, а ум может быть занят чем-то своим.

Ум постоянно возвращается к идее фикс, он пригвождён к путешествию во времени в той мере, в какой можно быть зафиксированным при путешествии, то есть при движении откуда-то куда-то. Или, в данном случае, из когда-то в когда-то ещё. Куда двигаться, если хочу путешествовать? Какие параметры задать в начале движения?

Покупая билет на поезд всегда указываешь куда ты хочешь доехать, хотя сойти можно и раньше, хорошо работает, если тебя пытаются выследить. Но нужно хотя бы сесть в поезд, идущий в нужном направлении. Хотя бы сесть в поезд, хоть какой-нибудь. Хотя бы прийти на вокзал, хотя бы знать, что есть вокзал и поезда. С путешествием во времени всё не так. Я могу, как и в привычном путешествии, сформулировать пожелание «хочу попасть в такое-то место в такое-то время», но где тот проводник, что проводит в нужный вагон и выдаст билет. Да и как сказать, не себе, а кому-то другому, другому человеку или не человеку, куда и в когда мне нужно?

Вот следующий пациент отправляется в путешествие в известном направлении. Оттуда, правда, никто не возвращался, во всяком достоверных данных нет, но путь проторенный и не вызывающий сомнений. Однако, тут хоть понятно куда он отправляется. И в куда — в никогда, в безвременье. А мне нужно в прошлое, в конкретное прошлое.

Конкретное настоящее отвлекло, стена осыпалась настолько, что пришлось переносить полевой госпиталь в подвал.

— Там же грибок. — Скептически заметил я, когда переносили столы и освещение.

— Зато нет осколков. — Резонно ответил наниматель с перебинтованной головой.

— Если бы не было осколков в телах, то мне тут нечего было бы делать. — Ответил не отрываясь от очередного пациента. — Этому уже всё равно, не нужно его нести вниз.

В реальности, в настоящем моменте, всё ясно и просто. Я тут и сейчас, я режу и зашиваю, оставляю в живых, когда получается, и уворачиваюсь от штукатурки, падающей на голову. Легко сказать, где и когда я. Как же сказать, куда и когда я хочу?

Хочу на площадь родного города за сутки до ограбления. Но как это указать условной машине времени? Когда я прошу дать билет до Антверпена, то автомат или человек понимает меня, так как мы оба действуем в одной системе координат, на поверхности планеты Земля. А почему у машины времени должна быть та же система координат? Может быть у неё точка отсчёта Солнце — тогда как указать куда мне нужно? Не «планета Земля, координаты такие-то», нужно ещё указать, где будет планета в то время, когда я хочу в ней оказаться.

В тех книгах и фильмах про путешествия во времени, что я изучил, авторы, кажется, считают, что Земля плоская, неподвижная и вообще центр Вселенной — нет никакой проблемы в перемещении, люди всегда попадают на поверхность Земли, как будто она и не движется с ужасающей скоростью в бескрайней пустоте. Очень наглядно это видно в старинном фильме, одном из первых про путешествия во времени, «Назад в будущее», где герои на машине перемещаются в прошлое оставаясь в том же месте — относительно планеты, но не Солнца и звёзд галактики.

С другой стороны, как указать момент времени, в который я хочу попасть? Не могу же я сказать, что хочу попасть за сутки до ограбления, откуда условная машина времени узнает какой это момент времени? Если я укажу точный час по Гринвичу — разве что-то поменяется? Что такое наш час для галактики, для Вселенной, для универсальных законов? По каким часам нужно указать время для машины времени?

Сплошные вопросы, откуда взять ответы.

— Сколько ещё человек сможете прооперировать? — Ещё один вопрос без формализованного ответа.

— Несите. — Единственное, что могу ответить.

Несоблюдение норм охраны труда — этому тоже нас учили. Режим работы у нас плавающий, то вал то отпуск, нужно успеть заработать пока есть предложение. Да и работа интересная, не рутина офисного планктона. Увлекательная работа, но иногда можно подумать и о чём-то своём.

Если у меня будет машина времени, сделаем такое допущение, то какие координаты, четыре измерения, мне в неё вносить? Физики говорят, что всё относительно, нет абсолютной системы отсчёта, только инерциальные, то есть схожие. С временам вообще не понятки.

Фраза, которую я хочу заложить в машину времени, звучит примерно так: «Я хочу попасть в такое-то место в такое-то время». Тут самое простое слагаемое — «хочу», но это не физика, не математика, а чистая механика — нажатие на кнопку пуск. С «я» тоже более-менее понятно — это тот, кто сейчас вынимает осколки фугаса из бедра молодой девушки в форме. Место — только с привязкой к звезде и планете, в относительной системе координат. Если машина времени движется в той же системе координат, то, возможно, прокатит. Остаётся решить вопрос со временем и поправкой координат с его учётом. Какое указывать время, пусть даже в нашей, не абсолютной системе координат? Минус десять в десятой колебаний электрона? Или в чём измеряют время самые точные атомные часы. Бывает ли такое?

Могут ли часы пойти назад и показать, что время повернулось вспять? Я даже замер с новым скальпелем в руке, не начал делать новый ответственный разрез грудной клетки полноватого мужчины, гражданский, случайная жертва, ранения осколками оконного стекла, большая потеря крови, шансов мало. Особенно, если замирать со скальпелем в руке, напомнил я сам себе.

Следующая возможность свободно подумать появилась, когда я уселся в шикарное красное кресло, стоящее в углу комнаты под классическим ковром. В комнате это был единственный целый угол, вообще единственный угол, так что вид в третьего этажа открывался широкий. Впечатляющий вид, учитывая пролетающие самолёты и ракеты. Самое то, что задуматься о вечном, о вечности, если быть точным. Или о её отсутствии.

Вечность времени. Куда мы двигаемся во времени? Показывают ли часы наше перемещение во времени? Часы ничего нам не говорят о перемещении во времени, они лишь указывают на пройденный путь, на количество тик-таков, которые отмечают этапы нашей жизни.

Тик-так часы на Спасской башне. А что если они никуда не идут? Что если они тикают, оставаясь всё там же, точнее тогда же. Они не могут пойти обратно, посмотреть на подхоранивание Сталина, на встающего с одра Ленина. Они стоят — как в прямом, так и переносном смысле. Они могут лишь упасть, вон как та вышка связи. Тук-бух и нет вышки, только облако пыли, межзвёздной пыли, из которой рождаются новые миры. Часы лишь тикают, электроны пляшут, ну а мы, дураки, считаем, что куда-то движемся во времени, хотя, на самом деле, сидим в одной и той же жопе.

IX

Ночь выдалась особенно тёмной, крошки требовалось собирать в новолунье. Свет зажигать опаснее, чем шагать через старые корни высоченных деревьев, растущих на каменистом склоне. Я с трудом различал не только свои руки, ноги, казалось, уходили в вековую тьму Шварцвальда, Чёрного леса Баден-Вюртемберга.

Чтобы хоть как-то ориентироваться я зажёг «подсветку»: фонарик спрятанный под курткой, от которого свет шёл только вниз, вдоль брюк. В итоге я видел куда наступил, но в очень узком кругу, так что при ходьбе я видел только одну опорную ногу, а вторая расплывалась в неизвестности.

Как ориентироваться в такой ситуации? Да никак. Ты идёшь туда — чуть было не сказал «куда глаза глядят» — куда идут ноги, а в эту ночь все дороги в лесу должны вести в одном направлении, будем надеяться, не в крематорий. Выбирать путь сейчас не только невозможно, но и бессмысленно, а потому можно не загружать голову навигацией и маршрутом. Нужно опираться на моторику тела и не задумываться о дороге. Мозг в большинстве своём свободен, а потому можно размышлять о чём-то своём.

А что у меня своё? Конечно же, я снова погрузился в путешествия во времени. Что движется во времени? Если я был вчера и буду завтра, то почему-то же говорится, что я сегодня куда-то движусь? Почему «сейчас» меняет временную координату.

Пришлось отвлечься на перелезание оврага, цепляться за склизкие корни, ожидать нападения сверху и размышлять о вечности — сложная и неэффективная задача. Шварцвальд продолжал наполняться тёмной тишиной, приостановленное движение можно продолжать. Я снова частично оторвался от реальности.

Но что-то же движется во времени, как я сейчас движусь по этому лесу. Я движусь — в пространстве и во времени. С какой скоростью? Не знаю… Секунда за секунду — это ерундовая единица измерения, но чем мы ещё можем измерять время?

Что-то мелькнуло между деревьями, краем глаза я заметил красноватый огонёк где-то за левым плечом. Довольно высоко, вряд ли это окно Домика, скорее искры, вылетевшие из трубы. Кого в нём сегодня жгут?

Я запомнил в какой стороне был свет, но поворачивать не имело смысла: в темноте в лесу, тем более таком как Шварцвальд, всё равно потеряю направление. С другой стороны, куда бы я не шёл, тропинка всё равно выведет, если не буду ей мешать, меня к Домику. Расслабься и иди!

Так как измерить время? Для этого у нас есть часы. Часы, минуты, секунды. И день, год, световой год — хотя нет, это уже не про время — век, тысячелетие… Тик-так, тикают часы, тик-так, тик-так. Но вот проблема! Они не могут идти назад! С помощью часов мы не можем определить в какую сторону по оси времени мы движемся! Мы только отмечаем, тик-так, сам факт движения. Вот как я сейчас отмечаю факт движения по лесу.

И что примечательно: я, с помощью фонарика, вижу, что я двигаюсь, вижу, как движутся ноги, как шагаю. Нога появляется в освещённой зоне и покидает её, появляется и пропадает. Тик-так. Точно!

Я движусь по тропинке в Шварцвальде, но не вижу этого. Всё чаще впереди мелькают оранжевые огоньки, но я не знаю сколько я прошёл от той опушки, где оставил машину. Не могу измерить расстояние, то есть моё перемещение в пространстве. Могу только считать шаги, умные часы, которые всегда со мной, отсчитывают раз-два-три, левой-правой, левой-правой. Они же точно так же бездумно считают время тик-так, тик-так.

Обе функции считают некоторое движение, электронов или ног, не важно, тик-правой, в обоих случаях я не могу заставить их двигаться в обратном направлении: левой-так. Представьте себе, что шагомер вам выдал, что вы за день прошли минус десять шагов. Такого не может быть. Даже если вы весь день шагали задом он вам насчитает что-нибудь положительное. Вы могли маршировать на месте — и всё равно результат будет положительным!

Не важно сколько вы прошли, можно выйти из дома на три часа и вернуться обратно: перемещение окажется равным нулю, так как вы вернулись на тот же диван перед телевизором, справа от бутылочки холодного пива, слева от огромного пакета чипсов, но шагомер будет показывать рекомендованные десять тысяч шагов. Шагомер не измеряет перемещение, даже зная длину шага вы не можете сказать как далеко ушли от старта. Шагомер показывает пройденный путь, если знать длину каждого шага.

Сейчас я не знаю и этого, не знаю длины шага, так как одновременно вижу только одну ногу, которая попирает опад Шварцвальда.

С часами, тик-правой, с секундами — та же история! Он показывает лишь то, что я движусь во времени, но куда я движусь — и движусь ли вообще — может быть просто у меня бег на месте, то есть бег на мгновении — неизвестно. Я в чёрном лесу не только пространственном, но и временном. Я вижу лишь одно мгновение, только избитое «сейчас», так же как вижу только один ботинок, не вижу отрезок времени целиком.

Как как же определить сколько сейчас времени? Как определить насколько назад нужно двигаться, чтобы попасть в желаемое событие? Часам верить нельзя, они ничего дельного не показывают.

А можно ли верить этим огонькам среди деревьев? Там кто-то ходит или это блуждающие огоньки? Нет, всё-таки это уже домик. Пора быть крайне осторожным. Мне послышалось или это действительно были детские голоса? Вопросы позволяют выделять опасные явления на мутном фоне слабых прыгающих огней.

Домик, домик, мне немного нужно, я не потревожу твоих жителей. Домик, домик, мне бы лишь пару крошечек пряничка да отломить кусочек оконного сахарку — лишнего мне не надо, я знаю свою дозу. Тик-правой, левой-так — приближаюсь к домику. Оглянулся, всё тихо, хвоста вроде нет. Чёрт бы побрал постояльцев дома, у них там танцы со свечами, что ли? Почему-то огни так и пляшут, плещут светом на скудную траву и густые кусты вокруг Домика. Сложно увернуться от них.

Однако, если выключить, как бра перед сном, страх, то задача у меня простая: отломить от Пряничного домика пару сухариков и найти несколько осколков сахарного стекла. Найти, завернуть в зелёно-коричневую фланельку, спрятать в кожаный мешочек и уйти.

Последнее сложнее всего, как уже говорил сейчас все дороги Шварцвальда ведут к Домику, уйти от него невозможно. Но уходить от Домика требует в первую очередь страх, если задуматься, то найти меня могут в равной вероятностью в любом месте леса. Если нет разницы, зачем напрягаться и бежать?

Положив слегка округлившийся рюкзак под густой куст, в темноте не смог понять какой именно, у самого склона и сам залез в темнейший уголок между валуном, толстой елью и кустом. Здесь спокойнее всего дождаться рассвета и уже тогда искать путь из леса.

Тогда. Сейчас. Часы показывают, что сейчас не то, что было вчера. И шагомер показывает, что сейчас не то, что было десять тысяч шагов назад, но что с того? Но что было десять тысяч шагов назад? Что движется в пространстве? Вроде бы, мы знаем: я двигаюсь. Но кто или что это «я»? Я же был вчера и есть сейчас — почему можно говорить, что я двигаюсь?

Что движется во времени? Движусь ли я во времени, было последним вопросом, который я пытался сформулировать, когда бдительность упала до нуля и мои глаза прочно закрылись.

Следующим актуальным вопросом было банальное «где я?», но птичка, внимательно меня разглядывающая из гнезда в недрах кустарника, дала мне вполне полновесный ответ, не требующий комментариев. Я потянулся, размял то скрюченное, что крепится к телу, и отыскал рюкзак. Всё на месте, можно отправляться в путь. Но куда?

На ближайшем пригорке росла замечательная сосна, идеально подходившая для лазанья. Наверное, на неё веками залезали счастливчики, выбравшиеся из Пряничного домика, подумал я, и повторил их нехитрый трюк. Машину свою не увидел, но опушка, с которой я пришёл, блестела росяной травой буквально в паре километров. Запомнив примерное направление и ориентируясь по низкому утреннему солнцу я выдвинулся в путь, к машине, уюту и душу. Последнее сразу пришло в голову, так как после ночи в еловых иголках всё чесалось.

Найдя исчезающие во мху следы тропинки я оглянулся — Домика нигде не было. Тик-так, тик-так.

X

Где я? Вопрос уже не актуальный, но второе слово из вопроса — само по себе вопрос вопросов. Я? Кто я? Когда я? Вот, пожалуй, самый сложный вопрос: когда я?

Вот сейчас я думаю эту мысль и я, вроде бы, есть, сейчас вот тут есть, думаю мысль. А я два года назад, при ограблении — тоже я? Там и тогда я был совсем другой, чем сейчас. Могу ли я быть и тогда и сейчас, но быть таким разным при этом. Почему это всё я? Где (и даже когда) тут я?

В этот момент почувствовал иронию момента: лучшая девушка публичного дома (иногда за операции мне платят и так) настолько страстно присосалась ко мне, что нащупать границу тел оказалось проблематично. Хотя… в данный момент для меня это было скорее удовольствием, чем проблемой.

Следствие этого (где тут я?) вопроса, возвращаюсь к абстракции, к вечному. Если я есть вчера и два года назад, то движусь ли я во времени? Если я есть во временной точке А и во временной точке Б, то какое же это движение — я растянут по оси времени, я отрезок, такой же отрезок как по пространственным осям, по линейке, которой измеряют мой член. Но что же тогда движется? Ведь что-то же движется. Куда-то движется?

И девушка, если, конечно, профессионалку можно назвать таким нежным именем, тоже куда-то двигалась, двигая и меня. Что отвлекало, но я не мог отказать весьма уважаемому, если вы понимаете, о чём я, клиенту в выборе дополнительной оплаты, донейшна, скажем так. С такими лучше не ссориться, это усложняет жизнь.

Усложним. Есть ли я сегодня во временной точке «вчера»? Да, …, как же это сказать-то по-русски? Как я сегодня могу быть когда-то ещё? Но ведь я был вчера, когда оно для меня было сегодня. И два года назад я был, точно уверен, что был, видел как подстрелили девушку. Тогда я был, а сейчас я в тогда есть?

Мозг плавится от этих языковых и понятийных игр.

Ладно, оставлю время в покое — на время. Могу ли я быть в двух местах одновременно? Ну вот полечу в прошлое и там будет два я одновременно. Или как это сказать? Два меня. Но это же не два меня — это же один и тот же я, но в разное время… нет время-то одно. Место разное. Но, постойте, я и так в разных местах, я же объёмный, я не математическая точка — я одновременно нахожусь во многих местах, сидя занимаю целое кресло, а лёжа — диван.

Может ли быть так, что вот сейчас я лежу под красивой девушкой и одновременное, тоже сейчас, смотрю на неё обнажённую грудь вон из того угла? Вроде бы нет, так как у меня только два глаза, расположенных на считанных сантиметрах между собой, а до того угла пара метров. Но есть у меня два тела, одно из которых старше другого… что значит старше?

Старше — тело дольше жило, больше помнит и знает. Но тогда я два разных «я»: ведь я же не могу одновременно, то есть прямо сейчас, знать и больше и меньше, чем я сам знаю. Парадокс. Парадокс убийства дедушки, теперь кажется достаточно бредовым. Ерунда: если «я» сохраняется, то прошлое не может измениться, не может изменится память человека — иначе это получается другой человек, другой «я». Мир, в котором я убиваю дедушку — не мой мир, точнее мой мир, раз я в нём что-то делаю, являюсь актором, но это мир того меня, который убил своего дедушку, а не того, кто родится сильно позже и будет путешествовать во времени. То есть я родился в другом мире, не в том, в котором могу убить собственного дедушку. Это кажется настолько логичным, что не понятно откуда растут ноги у парадокса.

Хотя также не понятно откуда растут ноги у этой милой барышни, которая знает, что работает не с обычным клиентом за деньги, а с особым клиентом босса — за собственную жизнь. И, надо отдать должное, хорошо старается отвлечь меня от мыслей о вечном. Настолько успешно, что мне приходится отвлечься, чтобы её слегка утихомирить, минут на пятнадцать. Уже неплохо.

Если память и прошлый мир неизменны, то попасть в своё же прошлое невозможно, лишь в другой мир, пусть и похожий до неразличения с твоим собственным, откуда ты ушёл, который ты помнишь. Своё прошлое не изменить — главное следствие этого: можно не переживать за того парня, который облажался в банке, он нас не интересует, так как он — не я, он из другого мира. Как и девушка, но имеет ли это значение? Нет, однозначно нет.

Как быстро пролетают пятнадцать минут и я понимаю, что и тут мне положено становиться акторов, меняться с девушкой лёгкого, но упорного поведения местами. Как нужно поменяться с тем парнем из другого мира, который ещё ничего не знает — и не узнает.

А что будет со мной в этом мире? Вообще-то тут тоже неплохо, подумал я, ощущая бёдрами упругую попку. Смогу ли я из того мира узнать, что творится тут после моего исчезновения (?) в этом мире? Кто-нибудь в этом мире заметит, что я пропал? Смогу ли я вернуться в этот мир обратно?

У меня нет ответов на эти вопросы, только ощущение правоты, ощущение однозначности: это настолько же некорректные вопросы, насколько было бы некорректно сейчас предлагать девушки деньги или просить её номер телефона. Хотя второе легко может дать её босс. Для наблюдателя из другого мира, каким я буду после совершения путешествия во времени, этого мира не будет существовать, как сейчас для меня не существует других миров.

Говоря языком физики, невозможен такой наблюдатель. Почему-то часто забывают, что не всегда возможно наблюдать, даже теоретически, какие-то процессы. Мы не можем разогнать какого бы то ни было наблюдателя до скорости света, чтобы наблюдать свет или другие явления происходящие на скорости света. Мы не можем быть в этом и другом мире одновременно, а ведь именно это нужно для того, чтобы быть в этом мире, а наблюдать другой. Двумерный объект не может находиться в двух плоскостях одновременно — если мы для простоты уплотним наши трёхмерные миры до двумерных. И забудем о времени, что характерно.

Забудем. О. Времени.

Времени. О. Забудем.

XI

Не знаю как это случилось, но я попал на встречу с буддийским монахом Брахмапали. Я ничего не знал про буддизм, кроме того, что есть Далай-лама и был Будда. Даже не был уверен есть ли Будда сейчас или весь остался в прошлом, в том, куда (когда?), теоретически, можно вернуться. И сейчас (сейчас — это когда?) знаю не сильно больше.

Кажется, я гуглил все мероприятия в городе, в описании которых было слово «время», но уже точно не уверен в каком ментальном чаду нашёл эту бесплатную встречу после пяти часов поисков, уже под утро. Бесплатное мероприятие с печеньками — как не поддаться соблазну и не перейти на их сторону.

Как всегда торопился, почти бежал, чтобы не опоздать, а потом осел на коврик и чуть не уснул под монотонное непонятное бормотание монаха на неизвестном мне языке. Оказалось, что он то ли таец, то ли ланкиец, но хорошо говорил по-русски, наверное, учился у нас, ещё в СССР. В зале для йоги были знатоки, постоянные посетители, которые знали ритуалы и кланялись, когда нужно, что-то отвечали монаху в положенных местах. Я просто сидел в уголке и старался не заснуть.

Оказалось, я далеко не единственный новичок в зале, а потому почтенный Брахмапали начал рассказывать азы буддизма. Весь мир — страдание. Даже то, что нам кажется счастье, обернётся страданием. Но есть способ как избавиться от страдания навсегда — и этот путь нам указал Будда. Вроде бы общеизвестные вещи, но монах их так рассказывал, что они казались чем-то новым, блестящим и увлекательным, не затёртыми истинами нью-эйджа, где красиво говорят, но стоит копнуть оказывается астрологический прогноз (обо всём и ни о чём).

Всё это было не слишком интересно для меня, оно сразу откладывалось куда-то в глубины сознания, не задерживаясь на поверхностном уровне осознания. Слушал вполуха, уделял больше внимания соседям, их позам, одеждам, поведению. Слушал вполуха до тех пор пор пока монах не дошёл до понятия анатта — отсутствие самости, отрицания понятия «я».

— Я — это лишь иллюзия, нет ничего, что мы могли бы назвать «это — я». Человек — это поток дхамм, постоянно рождающихся и умирающих. — Примерно этими словами говорил Брахмапали. — Физика сказала бы, что человек состоит из элементарных частиц, квантов, которые каждое мгновение заменяют друг друга, заменяют по причинно-следственному закону, закону каммы.

Там ещё много умных слов было, которые я не запомнил, но основную суть я уловил: нет неизменного «я», которое присутствует от рождения до смерти тела. От рождения до смерти человека, как мы привыкли это говорить.

— Человек представляет собой сумму двух основных компонентов, которые на европейский манер можно назвать психическим и физическим: нама и рупа. Сознание, психические процессы — не вторичны, как представляется науке, она независимы, в чём-то можно сказать, что первичны по отношению к материи, рупе. Любое существо состоит из этих двух компонентов, намы и рупы, которые поддерживают друг друга — как две стенки шалаша, подпирающие друг друга. Одно не производит другое, но и не может существовать друг без друга. Убери рупу, материальное тело — не будет человека, души, как её понимают христиане, нет. Убери наму, психическое, и будет простой кусок материи, не живое существо.

Тут один из слушателей задал свой глупый вопрос и я потерял нить рассуждений — увлёкся своими размышлениями. Если Брахмапали прав и человеку свойственно заблуждаться (проверяно на своём опыте!), то «я» — это лишь иллюзия, жажда существования. Следовательно, если перефразировать буддийскую максиму, нет того, кто путешествует во времени, есть путешествие во времени… или его тоже нет, если нет того, кто путешествует?

Путешествует во времени тело или душа, какой-то там дух, психическое? Или то и другое? У попаданцев только психическое, но это ерунда какая-то. Если душа существует, то для путешествия во времени ей нужно отрываться от тела — как при отправке в ад. Или в рай. Нет, если есть душа, то путешествий во времени не может быть, ерунда получается — две одинаковых души, одного и того же человека, одновременно. Нет, ерунда. Как и два тела одного человека одновременно. Чушь!

А вот если «я» нет, то и никаких парадоксов нет! Я секунду назад — это не тот же я, что сейчас. Я сейчас не тот же я, что будет через минуту. Когда я попаду в прошлое буду я, или тот, кого я принимаю за себя, и кто-то другой, совсем не я, даже не я из прошлого.

В своё прошлое не вернуться, так как оно «не своё», чтобы что-то было своим, нужно чем-то обладать — а обладать некому. Нет того, чьим время может быть. Путешествие во времени получается просто перемещением во времени. Возможно, ещё и перемещение в пространстве, точнее в мирах — попадая в прошлое попадаешь в прошлое не своего мира, а какого-то другого. Но есть ли в этом какая-то разница, какой-то смысл: теряются различия, так как нет своего и не своего мира — нет «я» и присваивания к этому я.

Получается, что путешествие во времени… никакое не путешествие! Нет движения во времени! А как же тикающие часы? Они как шагомер — и никто не мешает шагать на месте: вроде бы идёшь, шагомер считает и считает, а ты остаёшься там же, откуда начинал свой путь в тысячи ли. Точнее часы тикают — и нет того, кто мог бы двигаться во времени.

Время — такая же иллюзия как и «я». Время — иллюзия! Значит… достаточно проникнуться этой идеей, понять её и принять. Тогда и не нужно будет никуда путешествовать: зачем куда-то двигаться, когда ты всегда там и тогда, где нужно?

Но…

Но, если я когда, где нужно, когда, где хочу, то почему я не вижу того, куда стремлюсь? Где та девушка в банке, которая меня спасла? Почему я вижу только её урну в колумбарии, а не вижу живой и улыбающейся?

Оказалось, что я настолько ушёл в свои мысли, в свою аналитическую медитацию, что не заметил как лекция закончилась, начались вопросы. Конечно, я не удержался.

— Скажите, пожалуйста, бханте Брахмапали, а что буддизм говорит про время, что такое время?

Монах улыбнулся.

— Времени нет. Мир в буддизме описывается через дхаммы — минимальные единицы всего. Есть нематериальные дхаммы: сознание, психические процессы. Есть материальные дхаммы — это вся материя, которую мы знаем. И наши тела, и окружающий мир, который описывает современная физики. Только не надо думать, что дхаммы — это атомы или элементарные частицы. Нет, это совсем другое. Этому различию, объяснению того, что такое материя с точки зрения буддизму можно посвятить целый курс лекций, сейчас у меня нет подробнее объяснить, но запомните: дхаммы — это не атомы. И вот ещё: есть дхамма пространства, но нет дхаммы времени. Времени нет, есть лишь смена одних дхамм другими. Так же как нет того, кто достигает Ниббаны. Если вы меня понимаете.

Монах ещё раз улыбнулся и быстро, только для меня, хитро подмигнул, произнося последние слова. Мне показалось, что я понимаю, но не уловил до конца — что же именно.

Не дождавшись окончания, поток вопросов у неофитов бесконечен, я вышел на улицу, под мелкий тёплый дождь. Его шелест приятен, но я заткнул уши наушниками и включил музыку погромче. Не какой-нибудь свой заезженный до цифровых дыр плейлист, а доверился неизвестному ИИ или простой программе — онлайн музыка, подбираемая под мой вкус. Большой процент известных мне песен и исполнителей, но попадается и что-то новое, иногда выстреливающее на все сто.

Вот и в этот раз стоило войти мне в ритм шагов, начать отмерять равные промежутки пространства ногами, равномерно оставлять следы кроссовок на пространственной оси, как, после короткой паузы, в голове зазвучало:

Ветер дышит в лицо, разгоняя туман.

В окнах снова кино, на дорогах капкан.

Люди верят и ждут, несмотря ни на что,

Рубят правду и лгут, так порою смешно.

Нервно смотрят вдаль и хотят всё знать,

Но тебе я могу показать.

Голос знакомый, хотя и не приевшийся, кажется, группа Чёрный обелиск, хороший голос, люблю несколько их песен, но эту раньше не слышал. Звук у них классный, чистый, тяжёлый, без этого бесящего треша. И слова…

Знай, ты мне не враг!

Всё, что есть у меня, я отдам просто так.

Встань рядом со мной!

То, что вижу я, ляжет перед тобой.

Чужие сны огромной страны,

Ненависть слов, проливающих кровь.

Но всё же встань и молча смотри,

Ты узнаешь всё, что ждёт впереди.

Стой и смотри!

Стой и смотри! Стой!… и… Смотри!

Я остановился прямо где шёл. Вот оно! Последний кусочек пазла, которого мне не хватало. Вот оно!

Стой и смотри! Как всё просто!

Монах же сказал, и хитро подмигнул (откуда он знал, что я ищу!), что времени нет. Движение во времени — такая же иллюзия как и иллюзия «я». Такая же иллюзия как наблюдение ходьбы на месте с помощью шагомера: шаги добавляются, а та стоишь на месте. Я же до этого почти дошёл, тогда, в Шварцвальде.

Стой и смотри! Не надо никуда идти — мы уже всегда на месте! Только не видим этого, занавешивая глаза синей занавеской приятных уму иллюзий и заблуждений. Мы стремимся, хотим что-то делать, двигаться, жаждем чего-то достигать — и самозабвенно (в прямом смысле!) предаёмся иллюзии движения, прыгаем в омут тикания часов и кружения (на месте!) стрелки.

Нет никаких путешествий во времени, даже немного обидно. Люблю путешествовать, а тут такой облом. Зато. Зато можно попасть в нужное время — для этого нужно всего лишь… всего лишь остановиться.

Остановиться (Стой!) не так как мы привыкли, не замереть в пространстве — при этом иллюзорное движение во времени остаётся. Нет, нужно замереть иначе (смотри!), нужно перестать стремиться, желать — нужно остановиться психически, чтобы преодолеть страсть к движению, которая и движет мир, стоящий на месте.

Люди верят и ждут, несмотря ни на что,

Рубят правду и лгут, так порою смешно.

Верят и лгут. А нужно стоять и смотреть. Однако…

Как остановиться и просто смотреть? Бханте Брахмапали дал мне ответ, я почти его поймал, понял, но не принял. Узнал, но не познал.

Стой и смотри! Чему учит буддизм? Как практиковать? Кажется, монах сегодня говорил про множество разных способов, вплоть до наблюдения своих собственных эмоций, но самая сильная практика — медитация. Сидячая медитация, требующая успокоения ума. То есть требующая, чтобы практикующий сидел и наблюдал. Вот как я смогу путешествовать во времени — сидя на собственной попе, в путь на собственной подушке.

XII

Как остановиться? Есть только один проверенный способ — медитация. В ней останавливается, я надеюсь, всё, но уж точно останавливаются мысли, устанавливается движение. А что значит останавливается движение? Значит нет никаких процессов, часы не делают тик-так, секундомер замирает между вчера и завтра, он уже не мчит то, что называется жизнью, вперёд.

Медитация — и я перестаю бессмысленно кружить на одном месте, прыгать на одной ножке, заставляя шагомер безумно и бессмысленно крутиться и показывать пройденные рекорды. Вот чего достигали буддийские практики: они останавливались и видели протяжённость во времени. Как пассажир, дёрнувший стоп-кран поезда, может во всей красе рассмотреть окружающие его джунгли, ранее сливающиеся в зелёную кружевную повязку на глазах.

Удобный диван, полужёсткие подушки под спину и попу — можно начинать. Кажется, ничего не забыл.

Тело расслабилось, как будто заснуло, мозг тоже расслабился, но это была настороженная расслабленность, концентрированная на самом себе. Мир сузился до черепной коробки, вмещающей нежный студень мозга, не было внешнего, относительно сознания, мира. Только клубок мыслей, чувств, эмоций, но по мере изучения мыслей они куда-то рассасываются, пропадают. Вслед за ними пропадают чувства, сложнее всего с эмоциями. Они вызывают новые мысли, все повторяется. Может ли быть человек без мыслей, эмоций? Будет ли это человек? Мысли отвлекают меня от непривычной для меня медитации, но я упорный и буду биться до конца — другого способа у меня нет.

Постепенно мой разум освобождается от мыслей, успокаивается, становится похожим на океан в полуденный штиль — гладкая поверхность, отражающая только саму себя. Нет ничего, так как нет того «когда», когда что-то могло бы быть. И нет «кого», который мог бы когда-то быть. Поверхность отражает себя самому, но она сама — пустота. Как она может отражать себя, если отражение — это процесс, а значит нужно время? Вопрос запустил рябь по поверхности сознания, отражение качнулось и окончательно пропало. Как и поверхность, нечему стало волноваться.

Вдруг возникло ощущение, как будто киноплёнку прокручивают назад. Как будто аудиокассету откручивают назад с помощью кохиноровского карандаша. Ничего не изменяется, так как ничего нет, нет самого времени, но я чувствую движение, нематериальное движение. Затем мир начинает расширяться, восстанавливать свою связность. Идеальная гладь сознания начинает отражать все вокруг: появляется тело, как будто отдельно от всё ещё неподвижного разума, появляется одежда на теле, подушка за спиной. Кажется, что смотрю на тело со стороны: чуть откинувшееся назад с приоткрытым ртом, закрытые глаза, расслабленная поза.

Мир все шире и шире, причем он охватывается внутренним взором весь целиком — нет движения, нет деления на до и после, статичная бескрайняя картина, невообразимая для ума в обычном состоянии. Пятно грязного асфальта подо мной увеличивается, вижу потрескавшуюся стену за собой. Ощущается пустота в остальном пространстве: кожей ощущаю пустоту прохладного и влажного воздуха, редкость его молекул. Мир все шире. Потолка нет, только где-то в высоте ржавая металлическая крыша вылезает из-за какой-то стены или балкона. На стенах, что за и передо мной, ощущаю толстые пучки городских сосудов — проводов. Пара деревянных ящиков где-то слева, явно пустых и ломаных. Какие-то доски, железяки, мусор и вонь.

Мир все шире. Кажется, что могу разглядеть каждую крупинку кирпича даже на дальней стене. Сознание-зеркало всё ещё подвержено штилю, но я чувствую, пора переходить к действию. Медленно приоткрываю глаза и проверяю подвижность рук. Ноги занемели на твёрдом асфальте. Первая мысль: где это я? Вторая: когда это я?

Кажется, получилось… Получилось! Путешествие во времени! Путешествие без путешествия. Не важно — я на месте! Точнее нет, я не знаю, где я, но это означает, что я, надеюсь, на моменте, в нужном моменте, в нужном времени. Но надо проверить.

Всё получилось точно: я оказался за сутки до ограбления в соседнем переулке, тихое место, где моё появление никто не мог заметить. Именно об этом месте я думал перед медитаций.

У меня получилось! Хотелось прыгать от радости, смотря на улицу, на здание банка, изменившее всю мою жизнь. Изменившее жизнь, но… как мне изменить то, что ещё недавно было прошлым, а стало будущим? Чёрт!

Я так увлёкся самим путешествием без путешествия, так хотел проверить получится ли медитация, что забыл о цели путешествия! Оказывается, горько пошутил я, не достаточно оказаться в прошлом, необходимо ещё что-то в нём сделать. Но что?

Покопавшись в карманах выяснил, что ни денег, ни карточек у меня с собой нет. Хорошо хоть не в пижаме отправился в путешествие! Что же делать? Хм. Я же попал не в какой-то другой, чужой мир, тут я был совсем недавно (я есть тут и сейчас!), внешне за два года изменился мало — тут есть люди, которые меня помнят, которые узнают. Связи решают всё! Уверен, что смогу и без денег раздобыть всё необходимое.

Картина начала складываться у меня в голове, общие черты плана образовывали китайскую графику. Каллиграфия путешественника во времени, шань-шуй самоубийства другого человека.

Чтобы спасти девушку мне нужно… не дать спасти самого себя. Убить самого себя — парадокс похлеще парадокса убийства дедушки. И психологически значительно сложнее. Инстинкт самосохранения требует защищать свою жизнь, но… у человека, как говорят специалисты, нет инстинктов. Тогда что? Страстное желание жить — но это желание касается только меня самого, а там, в банке, умрёт другой я, не тот, который сейчас (который тоже только иллюзия), или точнее — тут, страстно желает жить. То есть там, и тоже сейчас, тот другой я тоже желает жить, но это его проблемы, а я решаю свои — и они не совпадают у разных я (равнозначно иллюзорных).

Мне нужны инструменты для экстренной пластической хирургии, знаю, кто мне их даст на сутки, потом отработаю. Это самое простое. Не погибнуть бы до того выстрела… нужно переодеться.

Впереди сутки, но нужно выспаться, чтобы не дрожали мысли. Значит часов восемнадцать. Инструмент, одежда, какие-нибудь деньги и документы. Я ещё строю планы, а ноги уже несут в знакомую хирургию, где не любят полицейских, а, значит, есть всё для полевых пластических операций.

Теперь я не буду стоять и смотреть, разве что чуть-чуть. Я буду бежать, лететь, скользить, пробираться, пробиваться — и убивать. Убивать чужими руками, чужими судьбами, знаниями их будущего, которое моё прошлое. Которое общее сейчас и всегда.

Сейчас и всегда!

Руки в глубоких карманах неброского плаща, голова в глубоком капюшоне, весь целиком — на свету перед перед входом в банк. Ещё два мгновения иллюзорного времени (как приятно иногда предаваться иллюзиям!) и дороги назад не будет, я шагну через порог и изменю… уже не знаю, что… свою жизнь, это точно. Этим я занимаюсь каждый день, после каждой иллюзорной ночи.

Пора! Сейчас и навсегда!

XIII

Дежавю — обычная ошибка восприятия, когда кажется, что уже видел именно это. У меня дежавю искажённое: вижу точно то, что уже видел два года назад, но вижу иначе.

Смотрю на всё из двойной тени капюшона и самого тёмного угла банка. Всё как в первой серии этой истории, ничего нового, разве что успел как следует рассмотреть девушку — и утвердиться в своём намерении. Она прекрасна! Так и не выяснил как её зовут, но разве имя что-то значит? Я и без слов вижу, что она великолепна. Какая пластика, а улыбка… тут мне не хватает слов.

И не хватает времени, грабители уже тут. И я сам, конечно, тоже тут. Стараюсь не смотреть на довольного жизнью самого себя двухлетней давности. Такой юный и наивный малый. Такой милый — и приговорённый к смерти. Прости, друг, но мне придётся, нужно, хочется, — я жажду занять твоё место. Удобное и счастливое место, если его немного подрехтовать.

Напряжение растёт, бандиты переговариваются по рации. Скоро появится Гриша. Не к месту и не ко времени. А хотя…

— Что стенку протираете? Заняться нечем?

Всё, время стоять вышло. Остались считанные мгновения, которые я проигрывал в голове сотни, тысячи раз. Нервы напряжены, мышцы расслаблены в предполётном состоянии. Нельзя ошибиться с моментом: чуть раньше и целью Гриши стану я, этот я, опытный я, а не тот юнец; моментом позже и девушка погибнет.

— Замри!

Снова оно! Стой и смотри! В этот раз не про меня. Лечу! Одним мощным прыжком, тренированное тело послушно, уверенно, ласково отзывается на привычную перегрузку, несусь к девушке. Гриша как в замедленной съёмке. Отличие, он отвлёкся на меня, меня-меня, отстаёт от прошлой версии на пару десятых секунды, точность ниже. А вдруг! (радостно) Или вдруг! (печально)

Выстрел! Нож проскальзывает между нашими телами, падаю прямо на девушку и она, кажется, теряет сознание. Какой же я недоумок! Она промазала! Промазала из-за моего прыжка! Гриша жив! Жив и очень опасен!

Но и я не пальцем делан: где-то на уровне бессознательного мои руки уже давно тянутся к пистолету девушки. Выстрел! Это уже Гриша — оказывается пистолет у него уже в левой руке! В кого он стрелял? Ответ всплывает перед глазами: на весах опасности перевешивает врач особого назначения — после него можно и добить вооружённую девушку. Я бы именно так поступил — Гришу учили тому же.

Правильно учили, надо отдать должное, но его не могли готовить к тому, что против него будет два врача особого назначения. Два практически идентичных врача особого назначения.

Не стой и не смотри! Можно сказать, что с закрытыми глазами — перед внутренним взором картина, которую видел в прошлый раз, — нажал на собачку девушкиным пальцем.

Последний выстрел. Гриша, со второй попытки, я тебя переиграл. Кажется. Или это не я переиграл, а другой я? Какая к чёрту разница!

Проверяю, что девушка дышит (а Гриша нет) и бросаюсь к прежнему себе. Отлично! Дырка в груди, можно сделать вид, что спасаю! Все замерли в своих щелях в полу и ждут разрешения разбежаться. Скоро, ещё чуточку подождите! Ради этого момента я учился всю жизнь! Почти готово! Можно и отвлечься — рация у девушки.

— Говорит заложник из банка, грабители ликвидированы, есть раненые, нужно скорая помощь. Повторяю, двое раненых, нужна скорая. Можно входить.

— Повторите, что с грабителями.

— Все грабители убиты, опасности нет, можно входить. Нужна скорая, минимум двое раненых. И один убитый…

Один я убитый, один я — живой. Чёрт! Документы! Вернулся к себе и не глядя достал бумажник — хорошо, всегда ношу его в одном и том же кармане. Подложил туда другой очень похожий бумажник: деньги, бумажки с какими-то записями и водительские права, настоящие права. На них человек похожий на меня, но не я, с другим именем, другой историей. Вряд ли будут его досконально проверять, документы в порядке, может быть, кто-то даже опознает тело.

У меня теперь тоже с документами чисто — ведь это мои документы! Пусть проверяют хоть зубы, хоть, отпечатки, хоть ДНК — всё это я сам!

Девушка!

Она стояла надо мной, держалась одной рукой за свою прелестную голову и несколько подозрительно смотрела на меня. Я очарованно смотрел на неё снизу вверх и не мог найти давно приготовленные первые слова.

— Привет, меня Настя зовут.

— Привет, Иероним, можно просто Рома.

Обсуждения тут.