Глава 13
Сознание Колдуша, который когда-то был просто человеческим Экспериментом, уничтожило жизнь на Земле, всю жизнь, за исключением самого Колдуша. Вся планета, вместе с атмосферой стали единым психически ориентированным организмом. Не осталось ни одного атома, не вступившего в порочную связь с разумом. Спутники, запущенные в светлую эпоху человечества упали, только Диана продолжала кружиться вокруг живой планеты.
Человеку невозможно представить, что происходило внутри сознания размером с планету, какие процессы и мысли шевелились в нём — слишком мало общего. Если бы из прошлого прилетели люди, то они вряд ли признали бы этот густой океан с медленными гигантскими волнами разумным. Люди никогда не искали настоящий разум во Вселенной, они искали себя и себе подобных. Колдуш давно перестал быть похож на людей, хотя один из них всё же сохранился в глубинах планеты.
Долгая жизнь, устойчивые привычки, психологическая замкнутость — всё это привело к тому, что у Странника даже после полного слияния остались крохи личность, что-то, что позволяло ему отличаться и отделяться от общей массы. Ум Странника закостенел и не сдался, не потерял свои границы, даже в океане разума. Прошло несколько оборотов планеты вокруг Солнца и мышление Странника вытолкнуло само себя из планетарного сознания. С гребня плавной волны оторвался кусочек материи и полетел через разумную атмосферу к Диане. Летел он медленно, неуверенно, иногда дёргаясь, как будто бы планетарное сознание пыталось его удержать, уговорить, не отпустить. На самом деле, это были личные сомнения Странника, хотя можно ли выделить что-то личное в океане. Это были те фрагменты личности Странника, которые благополучно слились с Колдушем и не хотели разрывать связи, не хотели разрываться, так как ощущали себя частью общего. Зашоренные элементы личности, защищённые привычками мышления, оказались сильнее и Диана, по ментальной команде, впустила в себя фрагмент протоплазмы, неоформленной мыслящей материи.
Сгусток шлёпнулся на пол и замер. Первыми проявились ноги, пальцы ног с редкими тёмными волосками, затем другой фрагмент красноватой материи изменил цвет, и стало понятно, что это ногти на будущих пальцах рук. Фрагмент за фрагментом сознание Странника, с некоторыми подсказками Дианы, восстанавливало своё старое, привычное тело. Через три часа процесс завершился и впервые за бесконечно долгий срок Странник пошевелил рукой, вздохнул полной грудью, открыл глаза. В них стояло непонимание места и времени.
— С возвращением, Странник! — Раздался голос Дианы, если бы она не была искином, можно было бы подумать, что в интонациях сквозила нежность и радость.
Он ничего не ответил, лишь повертел головой. Подвигал руками и ногами, посмотрел на них удивлённым взглядом и встал.
— С возвращением, Странник! — Диана казалась встревоженной.
— Спасибо, Диана. — Голос звучал глухо, хрипло, как будто человек давно молчал.
Даже не представить, как давно молчал! Можно сказать, что впервые в жизни заговорил, во всяком случае, впервые в жизни этого тела. Как это непривычно. И дико, нелепо! Говорить, издавать звуки, колебать воздух, чтобы передать мельчайшую крупицу информации другому существу. Само по себе другое существо — это такая нелепица!
— Да, я вернулся. — Странник прокашлялся. — Хотелось бы кофе… Как всё странно! Безумие какое-то, что нужно ходить, двигаться, говорить… Что есть тело с его границами… Хочу говорить, не хочу думать, не хочу ментально общаться. Хочу слушать речь ушами и видеть глазами, своими обыкновенными глазами, а не чем-то непонятным. Диана, расскажи мне что-нибудь. Расскажи голосом, который я так люблю, размеренным, неторопливым голосом, что происходило в моё отсутствие. Какой был конец человечества? Что произошло в других частях видимой Вселенной, произошло ли что-то стоящее? Просто говори, не останавливайся, буду возвращаться в себя, превращаться обратно в человека, следуя за тонкой нитью твоего голоса. И кофе! Кофе с булочками с корицей!
— Что-нибудь ещё?
— Да, и одежду, конечно, совсем забыл о её существовании.
За иллюминатором Диана распростёрся океан, бескрайний океан разума, которому мало дела до других. Он слишком большой, слишком самодостаточный, чтобы интересоваться чем-то ещё. Пропало любопытство характерное для человека, нет стремления узнать и покорить новое. Любопытство — как красная пена между волн этого разумного океана, ненужные остатки прошлого.
Идеально белая чашка кофе, блюдце с печеньем и идеально чёрный кофе. Композиция, от которой Странник никак не мог оторваться, поразительно далека она от того, что с ним было ещё несколько дней назад. Даже вот этот сам ход времени — несколько дней назад — звучит в его голове как пустой звук, как преданье старины глубокой, смысл которого утерян в веках. Вроде бы мир один и тот же, и он тот же самый, но всё иначе, несравнимо иначе.
Идеально белая чашка кофе и маленькая капелька кофе, которая начинает подсыхать, теряет идеальную форму. Блюдце тоже идеально белое — было, пока идеальная капелька не нарушила белизну. Стало ли блюдце менее идеальным? А чашка с кофе, от которого отделилась капелька кофе, упавшая на блюдце? Идеален ли разум Колдуша? А разум человека, сумевшего вырваться из соблазнительных жерновов, разрушающих личность?
Мечта состояла в создании идеального человека — центральное слово «человек». Только сейчас Странник начал осознавать, что он человек до мозга костей, что никогда не хотел быть чем-то иным.
— Диана, вот я сижу и смотрю на результаты своих трудом, — Страннику хотелось поговорить, он так давно этого не делал. — И никак не могу понять, это результаты победы или поражения.
— А какие критерии победы ты предлагаешь выделить?
— Да, я тоже над этим думаю. В разные моменты, наверное, я стремился к разному… не всегда осознавал это, но хотелки они такие — то тут, то там. Сейчас я понимаю, что всегда хотел что-то для человечества, для людей. Если исходить из таких позиций, то я проиграл, так как своими же руками убил всех людей. Диана, скажи, никто из людей не выжил? Может быть на Луне или Марсе?
— Нет, люди так и не основали лунную колонию, не полетели на Марс.
— Эх… А космические жилые станции?
— Их тоже не сделали, только орбитальная станция на двадцать человек и десяток животных, но она не делалась как самодостаточная, всегда на обеспечении с Земли.
— Значит люди закрылись от внешнего мира… Диана, создай мне кальвадоса, не могу не выпить глядя на эту триумфальную арку моего поражения. — Он показал рукой на освещенный серп Земли.
— Десять секунд.
— Давай сразу бутылку. И хрустальную рюмку.
— Двадцать секунд.
— Я хотел человека, — с удовольствием вслух рассуждал Странник. — Хотел сделать идеального человека, но совсем забыл, что человек не может быть идеальным, идеальным будет что угодно, но не человек. Стремление к идеалу всё испортило. Спасибо, Диана.
Странник с удовольствием посмотрел на рюмку, изучил напиток на просвет, понюхал и выпил. И немедленно выпил.
— Если же ориентироваться на сохранение разума во Вселенной, то мой Эксперимент удался, такой разум сложно победить или уничтожить. Уверен, если ему что-то будет угрожать, то он сможет защититься. Даже если Солнце начнёт гаснуть, он сможет уйти к другой звезде… подвинет планету… где-то я это встречал. Точно! Вот же ведь! У меня получился Солярис! Разумная планета, которую невозможно понять человеку. Которая может пойти на контакт с чужим разумом, с чужими мелкими существами, но контакт не сложится, так как невозможно достигнуть взаимопонимания. Ну а о чём можно говорить с этим? Пустое! Я был там, был частью этого, знаю, что индивидуальный разум там невозможен, а такой коллективный воспринимает мир так, что ему не понять существо всего с пятью чувствами, двумя глазами, двумя ушами и всего одним (одним!) языком.
— У меня нет ничего из перечисленного, но ты же меня понимаешь.
— Это другое дело, Диана. Твоё мышление специально делалось по образу и подобию человеческого. Потому ты понимаешь меня, а люди понимают Бога. Колдуш же эволюционировал из человека, намеренно уходил от человека, от человеческого способа мышления. И уход успешно произошёл — теперь мышление у Колдуша как Солярис, непостижимое.
— Может быть можно сделать посредника, что-то находящееся посередине между человеком и Колдушем?
— Нет, Диана, вряд ли. Понимаю, что ты намекаешь на себя, но мой Солярис пока замкнут сам на себе, его не слишком интересуют контакты с чем-то или кем-то ещё. Возможно пройдут века и что-то изменится, но, судя по ощущениям, получился довольно инертный разум, быстро соображающий, но лишённый необходимости что-то менять.
Странник задумался, глядя на своё детище вышедшее из-под контроля. Такую махину не расшевелить одним разумом человека. Да и нужно ли? Есть ли смысл толкать его в обратную сторону, чтобы появилось больше общего с человеком? Эволюция не имеет обратного хода.
— Как можно найти взаимопонимание с тем, кто не хочет, не может хотеть выйти на зелёный луг, лечь среди цветов, смотреть в голубое небо и считать слонов? Нет, Колдуш стал слишком далёк. Колдуш… Коллектив душ. Он утратил этот смысл, там не осталось душ, личностей. Всё равно хорошо звучит — Колдуш. Кол… лекция, коллекция душ. Теперь это коллекция мёртвых душ, музей, сохранивший в своих глубинах историю того, как могут существовать и жить, любить и страдать индивидуальные души. Только музей, не сами души.
Диана слушала и не вмешивалась, она понимала, что Страннику нужно выговориться, потому просто подливала ему кальвадоса.
— Можно ли как-то использовать Колдуш? Наверное, это живая библиотека, уже содержащая много, способная хранить значительно больше информации. Живой компьютер, способный ответить на главный вопрос жизни, вселенной и всего такого. Бессмысленная вещь, одним словом. Во всяком случае, ближайшие семь миллионов лет.
— Но может прилететь другая цивилизация и многое узнать, может быть ей это поможет.
— Может быть, может… поможет, но не нам.
Странник не мог оторвать взгляд от планеты, изменившейся за его жизнь больше, чем он сам изменился. Иногда мозг на мгновение подменял настоящую картинку воспоминанием, зелёно-голубым кругом с грязновато белыми облаками, которые так хочется осторожно стереть, протерев планету влажной тряпочкой. Он чувствовал, что есть привязанности, которые держат его около планеты, которой уже нет. Слишком много лет он топтал, с любовью топтал эту землю, плавал в этих водах, чтобы мог вот так просто оторваться от родины, от единственного места, где жил. Привязанность подменяла истинный лик Колдуша, пыталась с помощью памяти воссоздать то, что находилось на том конце привязи. Странник разрывался между пониманием — прошлого не вернуть, и цепью, которой он был прикован к минувшему. Теоретически он всё знал и всё понимал, но впервые отрывался от родины — раньше он не осознавал, что у него она есть, он был гражданином мира, ни в одном городе он не чувствовал себя дома, на родине, но теперь всего этого мира уже нет. Надо отрываться, уходить.
— Здесь мы сделали всё, что могли. Все локальные пути пройдены и, если мы не хотим остановиться, а остановка для жизни означает смерть, то должны выходить на другие пути, глобальные. Значит нужно улетать отсюда, из Солнечной системы, хотя… улетать нужно не из, не от, а к, к чему-нибудь. Зададим, значит, Диана, цель. А цель будет такова: планета, на которой можно создать жизнь, жизнь с нуля, заново. Чтобы не торопясь заново создать голубую планету, травку для прогулок, деревья для тени и вкусных плодов, животных для того, чтобы мурлычили, создать людей — новых, но старых, больше похожие на людей, чем новые люди Земли. Диана, есть что-нибудь на примете?
— Да, есть планеты, которые есть смысл посетить с такой целью. Выберешь?
— Чуть позже, Диана-спасительница. А сейчас, прямо сейчас хочу другое. Стартуем, улетаем с Земли в пустоту, в нигде, туда, где нет Колдуша!
Странник напряжённо смотрел на всё уменьшающийся диск Земли и напевал:
Прощай, чужая земля,
Но нам здесь больше нельзя.
Мы стали легче тумана,
Мы стали чище дождя.
Мы вновь вернемся сюда,
Но кто нам скажет тогда:
«Прощай, чужая земля,
Прощай!»