Глава 1
Караван опаздывал. Солнце уже касалось песка, воздух стремительно холодал, а первые верблюды только показались из-за крутых северных барханов. Обычно караванщики приходили засветло, чтобы успеть разбить лагерь и поесть засветло. Короткие сумерки быстро опускались на пустыню и у каравана не было шанса успеть к оазису вовремя.
Ванхал, которого местные называли на свой манер Ван ибн Хал, стоял на балконе и привычно следил за прибытием каравана. Все необходимые приказания отданы, сегодня уже не нужно будет встречать и приветствовать караванщика, по позднему часу церемонии отложили на следующее утро. Что принесут эти люди к его оазису? Что нового он узнает? Хочется разнообразия, новшеств в этой постоянно безмолвной пустыне, где наибольшее событие — ветер сдул бархан и на жарком солнце забелели старые кости.
На дворе начало тринадцатого века от рождества Христова, напомнил себе Ванхал, что нового они могут мне принести. Он восстановил в голове хронологическую таблицу истории, нашёл на ней свою точку и мысленно огляделся вокруг — ничего особенного. Скоро будет пятый крестовый поход, но эти места он не затронет. Мамлюкский султанат ещё не скоро и тоже мало затронет пустыню. Процветающий оазис интересует всех, но завоёвывать его слишком тяжело и уж слишком бесперспективно удерживать, лучше согласиться на его нейтралитет и пользоваться всеми его преимуществами. Тем более в памяти ещё хранятся легенды о том, как оазис Ван ибн Хала пытались захватить и чем это кончилось — байки, конечно, но в каждой байке…
Воздух над тёмной пустыней стал холоден, неприятен, и хозяин оазиса ушёл в дом, бросив взгляд вниз, где его немногочисленные слуги жгли факелы и помогали караванщикам разбивать лагерь.
Менем задёрнула плотные шторы и только после этого зажгла свет в доме. Личная эфиопская служанка чётко выполняла все указания хозяина, ей не требовались напоминания, можно было расслабиться и не думать о лишнем.
— Менем, завтра утром просочись с лагерь каравана, узнай, что у них нужного есть, чтобы знать о чём торговать.
— Конечно, хозяин, всё сделаю как обычно.
— Хорошо.
— Мне остаться?
— Нет, сегодня я хочу подумать перед сном.
Девушка поклонилась и беззвучно вышла.
Настроение накатило философско-лирическое и не хотелось его портить чем-то низменным, плотским, пусть и таким чистым, как всегда бывает с ласковой Менем. Ванхал лёг на чистую простыню и уставился в такой же белый потолок. Не так уж и плохо я тут устроился.
Серьёзный, подготовленный путешественник во времени, а точнее сказать во времени-пространстве, имел огромные возможности по обустройству своего быта, но разумные путешественники самоограничивались условиями века, в который они отправлялись. Можно и в Древнем Риме летать на аэрокаре, но тогда ты не сможешь на равных общаться с патрициями. Однако, хитрость обходила многие ограничения, чем пользовались особо пронырливые соотечественники Ванхала, но он сам таким не был. Что не исключало того, что и он прятал несколько козырей в рукаве.
Под домом он закопал источник энергии, маленький и маломощный, но что-либо подобное на этой Земле придумают только через две тысячи лет. От него работал насос, качающий воду из глубинной подземной реки — именно он является причиной возникновения оазиса в глубокой пустыне, где раньше караваны даже не пытались пройти. Электричество и вода — что ещё нужно в жаркой пустыне для создания чуть ли не идеальных условий жизни. Всё остальное приложится, нужно лишь правильно организовать процесс. И никуда не торопиться — как пожилые караванщики, наученные горьким опытом молодой суетливой жизни.
…
Утром почти сразу после рассвета Ванхала разбудили разговоры во дворе, там готовили стол для завтрака: традиционно главных караванщиков приглашали завтракать во внутренний двор в тени плодовых деревьев. Нужно вставать и развлекать гостей, от этого будет зависеть выгодность торговли. Ванхал уже знал, что вчера пришёл Джафар — пожилой богатый караванщик, уже не первый раз проходивший через его оазис. С этим образованным и много знающим человеком всегда было приятно трапезничать.
Двор встретил хозяина тенистой прохладой, а босые ноги обрадовались высокому газону, пружинили на плотном дёрне. Весь внутренний двор дома покрывал толстый прочный травяной слой, которым Ванхал гордился, а у гостей вызывал удивление и восторг. После многих дней и недель пути по голой пустыне, где под ногами, да и вообще везде, только песок, войти в тень, где под ногами трава, а в ушах шум фонтана — настоящего фонтана с настоящей свежей водой — не рай ли это?
Джафар как всегда низко поклонился, начал разговор с благодарности и пожеланий здоровья, богатства и долгих лет.
— Превосходный у вас лимонад! И какой прохладный! После иссушающего зноя днём и такого же холода ночи, это просто амброзия, божественный нектар!
— Оазис даёт нам замечательный урожай лимонов. Через пару лет я хочу высадить ещё несколько за стеной — вас, караванщиков, становится всё больше, на всех не хватает.
— Чтобы меньше пили, угощай их моей пахлавой, она не менее прекрасна, они отвлекутся. — Джафар показал рукой на большое серебряное блюдо с горкой уставленной восточной сладостью. Разговор на время прервался, Джафар был не прочь посмаковать редкостную сладостью уже практически не его, а хозяин оазиса набивал трубку.
На этом континенте табак ещё не был известен и рос он только в оазисе Ванхала, в дальнем углу под стеной. Потому трубка с длинным деревянным мундштуком, из которой он с изяществом выпускал кольца, поражала торговцев не меньше, чем сам оазис. Большинство считали, что он таким образом задабривает духов местности, позволяющих жить в этом оазисе. А, может быть, и создавших это райское место.
— Что слышно из Датского королевства? Прошла ли битва на Калке или уже Невская битва? Построен ли Тлателолько?
— Ван ибн Хал, ваши вопросы ставят меня в тупик, но, — чуть погодя спросил гость, — сколько вам лет? Вы выглядите максимум на тридцать, но этот оазис караваны посещают минимум пятьдесят лет, а он носит ваше имя, никто не помнит его предыдущего хозяина.
— Дорогой Джафар, — Ванхал выпустил толстое дымное кольцо, вынул трубку и широко улыбнулся. — Мне помнится вы задавали этот вопрос год назад, в свой прошлый приезд. Зачем повторяться?
— Я? Спрашивал? Что вы говорите! А я уже и не помню — вот, что значит старость, она не проходит мимо меня. А мимо вас?
— Некоторым деревьям, действительно, около пятидесяти лет, например, то, под которым мы сидим, манго, ему около полувека. — Ванхал улыбался и подливал прохладного лимонада в бокал, второй раз спрашивать хозяина было неприлично.
Действительно, оазис возник сто лет назад, когда Ванхал запустил глубинный насос и начал строительство дома вокруг образовавшегося озерца. Он собрал плодовые деревья из разных частей света, чтобы сделать не только красивый, но и питательный зелёный дворик. Оливке, что росла в глубине, за фонтаном, исполнилось даже больше ста лет — Ванхал привёз её сюда в небольшом керамическом горшке из своего предыдущего времени.
…
— Давайте пройдём на базар и посмотрим, чем можем быть полезны друг другу. — Наконец предложил Ванхала, чувствуя, что гость уже закончил трапезу. — У нас есть есть кое-какое украшение, которое может понравится вашим постоянным клиентам.
— Думаю, мои люди уже выгрузили провизию для вас.
Базаром называлась правая часть первого этажа дома, где проводились основные сделки с проходящими караванами. Левую часть занимала кухня и столовая, которой пользовались только в плохую погоду, что редкость, потому обычно погонщики ели под лёгкими навесами перед домом, чтобы не терять из виду верблюдов и товары.
Мужчины прошли через арку в середине дома и, обойдя навесы, где ещё завтракали, протиснулись между теми, кто собирал караван в дорогу, и поилками для верблюдов, куда вода подавалась из центрального озерца, но была совсем не так прохладна, чиста и прозрачна как та, что шла на лимонад. Тут же толпились невольники, которых Джафар гнал куда-то на юг богатому князьку.
Ванхал боковым зрением обратил внимание на одну девушку, чьё сочетание тёмных лишь слегка кудрявых волос и слишком белой кожи, выдавало северное происхождение. Не это необычное для пустыни сочетание бросилось в глаза, хотя привычно пробежали мысли о том, что девушка недавно под палящим солнцем, скорее обгорает, чем загорает. Гордо поднятая голова — совершенно не подходящая поза для рабыни, вот что привлекло взгляд Ванхала. Он повернул голову и ему хватило двух секунд, чтобы понять, в чём дело.
Рабов заставляли пить из длинных каменных поилок, никакой другой воды не предлагали. Многие так страдали от жажды, что не брезговали этой водой, вполне подходящей для лошадей и верблюдов, однако, северная девушка, на которую обратил внимание Ванхал, отказывалась пить. По ней было видно, что она часто отказывалась не только пить, но и есть: девушка исхудала сильнее других рабов. При этом продолжала стоять чуть в стороне и гордо задирать подбородок, скрестив руки на груди.
— Джафар, кто это у вас? — Ванхал придержал спутника за рукав и показал головой в сторону девушки.
— Вы про кого? А! Сака. Северная красавица, горная гордость — армянская принцесса. У них там была какая-то заварушка, клан на клан, сосед на соседа, знаешь как бывает. Её родителей взяли в плен для каких-то своих целей, а её продали в рабство — деньги были нужны. Во всяком случае, так мне рассказал торговец в Багдаде, у которого я её купил. Есть у меня один покупатель, любитель экзотики, думаю, выгодно продам, где он ещё найдёт армянскую принцессу! А почему вы спрашиваете? — Вдруг насторожился Джафар, почувствовал покупательский интерес. — Вы же торгуете людьми.
— А вдруг для себя? Но пойдёмте дальше.
Базар уже был полон мешков с зерном, горохом, сушёным мясом и прочей едой, которую не могли вырастить в нужном количестве в оазисе. Помощник Ванхала торговался по поводу цены на них — хозяин такими скучными мелочами не занимался, он посмотрел и выбрал три больших плоских изумруда, несколько жемчужин, пару брошек с топазами и сапфирами. Он брал только то, что знал кому потом пристроить. Изумруды уйдут, он был уверен, одному торговцу, который должен пройти через оазис через полгода. Затем показал, что сам готов продать, немного без азарта поторговался и согласился. Секретарь, который всё это время неслышно и незаметно сопровождал Ванхала, записал все цены, чтобы потом не ошибиться при продаже. Торг — неплохое развлечение, но сейчас из головы хозяина оазиса не шла та девушка, армянская принцесса.
Когда основные дела были сделаны старшие мужчины вышли, оставив рутину помощникам. Им тут же поднесли ещё лимонаду и, оглядев окрестности, Ванхал спросил:
— Почём продадите ту девушку?
— Прицессочку-то? Понравилась? — У Джафара загорелись глаза, он мог хорошо навариться, или, хотя бы, всласть поторговаться — и назвал цену.
Ванхал никак не прореагировал на цену, за которую обычно продают гурт рабов. Выждав минуту, он снова спросил:
— А по-нашему она умеет говорить?
— Выучила в дороге!
— Вы идёте… значит слов двадцать, тридцать знает. Если учитывать отстранённость и гордость, то и того меньше. Десять слов.
— В постеле можно и без слов обходиться. — Усмехнулся опытный работорговец.
— В постеле? Да вы на неё посмотрите, её спесь так просто не собьешь, а если и получится, будет в постеле не лучше, чем срубленная в прошлом году пальма.
— Но красива же!
— Да, но вы посмотрите до чего её довели. Не довести вам её до своего князька. Посмотрите — она не пьёт как остальные из поилки. И не ест то, что им бросают под ноги. Спорим, что не пройдёт и трёх дней от моего оазиса? Ничего вы за неё не сможете получить, бросите где-нибудь за барханом, на радость падальщикам, но они вам не заплатят.
— Три дня… — Джафар первый раз внимательно присмотрелся к своему товару и понял, что Ванхал прав. — С вами сложно торговаться, Ван ибн Хал, вы смотрите в суть вещей и видите их истинную стоимость.
Джафар снизил цену в три раза. Ванхал знал, что это не предел и стал, поцеживая лимонад между зубов, торговаться. Стоимость товара не всегда измеряется деньгами. Хороший торг с опытным торговцем, имеющим богатую фантазию и разработанную риторику, стоит многих золотых — за такое не жалко и сбросить цену ещё в два-три раза, особенно если покупатель находит действительно крупные недостатки в товаре.
— В убыток отдаю!
— Сами виноваты, надо лучше следить за товаром, чтобы он не портился. Скажите своим людям, чтобы связали ей руки за спиной и привели сюда.
— Эх, вы прямо на моих глазах из моего же кармана берёте мои же деньги! Анвар! Мукрин! Идите сюда!
Девушка не понимала, что с ней делают, но сообразила, что сопротивляться двум сильным сытым мужчинам нет смысла. Её передали из рук в руки слугам Ванхала.
— Сака, слушай меня, — Чересчур громко, как часто делают для тех, кто не понимает языка, обратился к девушке Джафар. — Слушай. Этот господин покупает тебя, теперь ты подчиняешься ему.
Нельзя было сказать, поняла ли девушка эту короткую формальную речь, или не захотела понимать, она продолжала так же гордо и независимо смотреть на окружающих мужчин, большинство из которых смотрели на неё открыто похотливо, платье изодралось и в многих местах виднелась нежная обгоревшая, но из-за этого ещё больше соблазнительная кожа.
— Отведите её на второй этаж и передайте Менем, она догадается, что с ней делать.
Глава 2
Караван быстро собрался и двинулся в путь, чтобы не терять день. Пыль на юге ещё долго висела в воздухе, не создавая тени в свете уже высоко поднявшегося солнца. Ванхал вышел на опустевшую дорогу, на след от каравана, и оглянулся на свой дом, на оазис.
Трехэтажный дом белого камня, широко раскинувшийся по пустыне, в середине, казалось, вздыбился, образовав внизу арку, а наверху башенку. Со всех сторон дом окружали ещё небольшие пальмы и не густые заросли кустарника, уже слегка засыпанные песком. Только постоянный полив спасал эту расползающуюся зелень, насаждаемую Ванхалом. Первый этаж дома был отдан внешнему миру торговли, караванщикам. Второй и края третьего этаж принадлежал работникам, слугам. Центр третьего этажа с башенкой представляли собой личные покои Ванхала, куда разрешалось входить только Менем. Личные покои отличались от того, что обычно называют этим словом: они включали не только спальню, ванную и кабинет, но и столовую, гостиную, библиотеку, второй кабинет, комнату для прислуги, две мастерские и ещё несколько помещений, куда запрещалось заходить даже Менем. Правда туда вела специальная тайная лестница, по которой могла подниматься пара слуг, занимавшихся водоснабжением оазиса. В личные покои могла заходить только эфиопка Менем — не потому, что там было что-то секретное, хотя и это тоже, а потому что хозяин дома не любил вокруг себя лишних людей, в часы покоя ему для всего хватало преданной служанки. Личные покои только для Менем, думал он, и теперь армянской принцессе. Он не отдал такой приказ, но рассчитывал, что Менем поймёт. И не будет слишком сильно ревновать.
…
Армянка сидела в углу кухни. Сидела в прежней высокомерной позе несломленного человека, не согласного с тем, что творится вокруг. Менем не справилась с рабыней и не смогла её даже покормить. Ванхал жестом отправил служанку из комнаты и сел на пол рядом с рабыней.
— Как тебя зовут? — Обратился он к ней на армянском языке, который будет использоваться на её родине через несколько веков, рассчитывая, что он не сильно изменится и девушка его поймёт.
Она вскинула на него свои большие чёрные глаза, красные от сухости, и удивлённо ответила:
— Саакандухт. Откуда вы знаете мой язык?
— Саакандухт… — Он попробовал её настоящее имя на язык. — Теперь понятно почему тебя называют Сака. Саккандухт — со временем определюсь, как буду тебя называть. Сейчас важно другое.
Ванхал сделал паузу, а девушка замерла в ожидании, она почувствовала, что сейчас будет решаться её судьба.
— Ты сильна духом, горда, высокомерна, с чувством собственного достоинства — как и подобает девушке твоего положения, бывшего положения. Тебя проще убить, чем сломать. Джафар, караванщик, человек добрый, он не пытался тебя сломать, он относился к тебе, и другим рабам, как к товару, вещам, самоходячим мешкам с финиками. Он не пытался тебя сломать, ему просто всё равно: если раб умирает, он его выкидывает, как загнившее зерно с жуками — оставляет где-нибудь за очередным барханом и сожалеет не больше, чем стоил этот мешок или раб. Тебя пытались сломать, но делали это люди слабые, ненавидящие таких как ты. Торговец, что продал тебя Джафару пытался тебя сломать, но у него не получилось. Он продал тебя Джафару очень дёшево. — Девушка снова подняла на него удивлённые глаза. — Нет, я не знаю, почём он тебя продал, но дёшево. Я давно знаю Джафара: исходя из той цены, которую мне удалось выторговать, тебя он купил очень дёшево. А всё потому, что торговец не смог тебя сломать. Из-за непонимания, он ненавидел тебя, бил, но это не принесло пользы. Он не насилывал тебя, так как для него ты тоже была товаром, а он знает, что твоя девственность стоит больше всего остального. Так что ему оставалось только бить тебя.
Мужчина говорил медленно, тягуче, с трудом вспоминая давно не использовавшийся язык, стараясь точно подобрать слова к мыслям, которые сложно выражались на древнем для него языке. В нём ещё не было многих необходимых понятий, а конструкции — тяжеловесны.
— Слабый человек не умеет ломать, он мерит по себе и считает, что обычная физическая боль самая лучшая пытка, лучший способ сломать. Для некоторых это работает, но не для тебя. Ты бесила его, выводила из равновесия, потому он терял рассудок и не размышлял о том, как правильно тебя ломать. Слабый человек может сделать очень много и считать себя сильным, могущественным, но это не так. Сталкиваясь с теми, кто выше его, он не знает, что делать, он впадает в истерику. Он может убить, если позволяет власть, и часто убивает, таких примеров — красное море, но сломить не может. Слабые люди очень опасны — из-за переполняющей их злобы и, нельзя это забывать, из-за их страха, они полны страхом как бурдюк протухшей водой. Торговец не только не понимал тебя, но и боялся, что только усиливало ненависть и злобу. Он не видел перед собой тебя, он видел своё искажённое изображение, которое хотел как можно быстрее прогнать, так как эта его виртуальная копия мешала ему жить, выводила из себя, бесила. Это было то, что ему не хватало, чтобы для того, чтобы стать счастливым. Он не мог измениться, а потому гнал плетьми — и попадало тебе.
Тут Ванхал стал говорить ещё медленнее и тише.
— Я человек добрый, заботливый, внимательный к людям. Я тебя не ненавижу. Но. Ты моя рабыня и я не собираюсь это менять. Ты — моя рабыня, а потому мне нужно чтобы ты вела себя соответствующе. Если для этого нужно тебя сломать, то я сломаю. Сломаю без ненависти, без злобы — просто потому, что так нужно, а не потому, что в твоих чертах, в твоей силе я вижу угрозу для себя, как это чувствовал работорговец. Я найду твои слабые места, такие места, которые ни один ослеплённый ненавистью человек не заметит. Ты понимаешь? Ты для меня не товар, для меня нет твоей цены, потому меня не будет ограничивать необходимость её сохранить. Ты всё понимаешь?
Армянка молча смотрела расширенными от ужаса глазами на совершенно спокойное лицо хозяина дома.
— Да, хозяин. — Очень тихо произнесла девушка после минутной паники.
— Хорошо. — Он встал и протянул обе руки, чтобы помочь ей подняться. — Менем!
— Сейчас ты помоешься, сменишь одежду и немного поешь, после долгой голодовки сразу много нельзя. Поняла?
— Да.
— А ещё, — Ванхал вернулся с армянского языка, — тебе нужно выучить язык. Менем, покажи ей, где помыться, подбери какую-нибудь подобающую одежду и немного покорми. Положи отдыхать в гостиной, потом найдём ей комнату.
…
Саакандухт стояла на балконе, выходившем во двор, в плодовый сад, который Ванхал, почему-то, называл вишнёвым, хотя в нём росла только одна грустная вишня, плохо переносившая сухие ветра, даже спрятавшись в самом углу. На девушке было длинное платье, отлично сидевшее, но из такой тонкой ткани, что, как говорится, оно скорее демонстрировала красоту ухоженного тела, чем скрывала. Правда, видеть эту красоту могли лишь немногочисленные попугаи, некогда купленные Ванхалом и пытающиеся плодиться в небольшом садике оазиса. Зелёная зона вокруг озерца с фонтаном защищалась от песков пустыни с одной стороны домом, а с трёх остальных четырёхметровой глухой стеной, лишь с небольшими воротами с противоположной от дома стороне. Маленький ярко зелёный квадрат среди песков пустыни, настоящий оазис в любом понимании. Всё это принадлежит Ванхалу, и лично она сама — тоже.
Хозяин оазиса, дома и её лично оставался для армянской принцессы загадкой. Что он от неё хотел, зачем она ему? Прошло уже три месяца, как она живёт в его доме. У неё небольшая комнатка без окна, раньше это была кладовка, за стеной иногда что-то стучит, скрежещет, но всё равно — своя комната, своя постель, свой маленький сундучок. У неё пять платьев, которые они с Менем сами сшили. Красивые, даже богатые платья. Ванхал дал ей украшений для каждого платья, она была уверена, что если бы она попросила, он бы дал ещё украшений — настоящих золотых с каменьями. Она питалась не хуже хозяина, тут все одинаково питались. Недавно ей разрешил покидать личные покои, спускаться в сад в любое время. Дел ей почти никаких не давали, лишь иногда помогала Менем с уборкой и других мелких домашних делах, где не требовалось много умений — принцесса ничего подобного не умела, но была готова учиться. Иногда Ванхал приглашал к обеду или ужину, подолгу разговаривал, интересовался её прежней жизнью в Армении, проверял знания языка. И ни разу не звал в спальню, хотя она знала, и видела, что Менем проводит там много времени, играет с хозяином чуть ли не каждый день. А может и каждый — Саакан, так её начал называть Ванхал, не следила за ними постоянно, а хозяин мог в любой момент отвлечься от дел ради сексуальных утех.
Что со мной не так, спрашивала себя молодая и красивая армянка, почему он не притрагивается ко мне? Что он задумал? Он внимателен и заботлив, но не притрагивается. Может быть, мне нужно самой проявить инициативу? Но я же рабыня…
Девушка не понимала не только хозяина, но и то в каких отношения находятся остальные люди, живущие в доме. Они назывались слугами, помощниками, но полностью зависели от Ванхала, казались такой же собственность как она сама, как деревья в саду. Хозяин никого никогда не бил, не наказывал, но все, казалось, добровольно работали, выполняли всё, что он скажет. Он редко вмешивался в жизненные процессы дома, они не казались ему существенными и важными, но если что-то обращало на себя внимание, то его слова воспринимались как приказы, которые следует неукоснительно выполнять. Воспринимались со стороны, Саакандухтой, но не самими слугами, для которых это было нормой. Казалось, люди были рады служить господину, непринуждавшему их к этому.
А она сама, его рабыня, готова ему служить? Да. Она как сейчас помнила страх того дня, когда хозяин купил её у Джафара. Сначала был страх неизвестности: она уставшая, голодная, умирающая от жажды вдруг попала к новому хозяину, который лишь бросил, как ей показалось, холодный взгляд на неё, когда её вели в дом. Сильный страх, лишающий последних сил. Страх оказавшийся мелочь, по сравнению с ужасом, возникшим, когда этот странный человек стал медленно и спокойно говорить ей, на её родном языке с небольшими странностями, вещи, которые он не мог знать. Она слушала и была уверена, что он следил за ней с момента пленения и видел торговца, который издевался над ней, говорил, что не изнасиловал её только потому, что ещё надеется её продать. Ей казалось, что Ванхал сам видел в его глазах жгучую ненависть с оттенком страха, скрываемого от самого себя. Она смотрела в эти до ужаса спокойные и уверенные практически бесцветные глаза и понимала, что Джафар действительно относился к рабам как к мешкам с пока ещё хорошим урюком, который может в любой момент оказаться червивым, негодным для продажи. Но и этот ужас превратился в мышь, когда она поняла, что может сделать этот уверенный в том, что делает, человек. Он был сильнее её, но ему не нужно было применять к ней грубую физическую силу, чтобы сломать. Тяжёлого взгляда чуть прищуренных глаз оказалось достаточно, чтобы сделать то, что было не под силу бамбуковой палке торговца и кожаной плётке погонщика.
Взгляд сделал из неё рабыню, но они стала только лучше жить, возможно даже лучше, чем при дворе отца. Зачем это нужно хозяину? Это мысль не давала покоя девушке уже давно, она бесплодно обсасывала её бессонными ночами и свободными от дел днями. Может быть он хочет, чтобы я нашла себе какое-то занятие, дело? Ткала бы одежду на продажу, вязала, сажала овощи на маленьких грядках или расширяла зелёную зону вокруг дома. Что, чёрт возьми, он хочет?!
Глава 3
За обедом Ванхал выглядел необычно задумчивым, отстранённым, он ел суп, макая в него чёрствую горбушку, и не поднимал глаза.
— Что-то случилось, хозяин? — Спросила Саакан.
Он поднял свои бесцветные, как казалось, вечно бросающие чему-то вызов глаза, улыбнулся и ответил:
— Вечером закройте с Менем все ставни засветло. И со стороны двора тоже.
— Песчаная буря? — Девушка ещё не видела этой грозы пустынь, но слышала много рассказов про них и заочно боялась.
— Люди. — Хмуро ответил Ванхал и продолжил молча есть.
Саакан, начавшая забывать своё полное имя, вопросительно посмотрела на Менем, сидевшую с ними за столом.
— Закроем ставни, — сказала эфиопка, — видимо опять какие-то лихие, но глупые люди решили захватить оазис. Не беспокойся, моя девочка, ибн Хал с ними справится без труда.
— Захватить? — Перед глазами рабыни полными ужаса пронеслись сцены её пленения, позорной продажи на торговой площади.
— Да, скорее всего захватить. — Ванхал мрачно улыбнулся. — Они, как и предыдущие, думают, что лучше нападать ночью, когда мы их не видим.
— А ты уверен, что они хотят напасть?
Ванхал задумчиво посмотрел в глаза Саакан и резко поднялся.
— Пойдём, покажу.
Девушка первый раз попала в башенку, гордо возвышающуюся над домом, оазисом и всей пустыней. Отсюда можно было увидеть караванный путь на много километров в обе стороны. И увидеть бесконечное количество песка, барханов — во все стороны. Ничего кроме песчанной пустыни не видно.
— Все караваны, — начал рассказывать хозяин единственного уголка жизни в этой части планеты, — имеют свой график, я примерно знаю, когда в этом году они должны прийти сюда. Бывает, они выбиваются из графика, могут прийти потерявшиеся в пустыне, сбившиеся с пути, но все они должны были давным-давно заметить башню, которая ночью играет роль маяка — заметить и поторопиться к оазису, особенно если они сбились с пути и их запасы воды подходят к концу. Эти же не торопятся подходить близко, пытаются прятаться за барханами и короткими бросками подбираются к оазису. Смотри, вон там прячутся люди с лошадьми. Кстати, лошади — тоже признак того, что это не торговый караван.
— Я ничего не вижу.
— Возьми бинокль. Вот.
— А как это работает?
— Он делает далёкие вещи близкими и большими. — Усмехнулся Ванхал и объяснил, как пользоваться этой довольно простой, но очень удобно и эффективной техникой.
И девушка увидела. Действительно люди, казалось, уже практически подошли в дому, хотя на самом деле были ещё далеко. Её поразила простота бинокля, его волшебные качества и приятная тяжесть, ставшая неприятной уже через пару минут. Она взяла его в обе руки и опёрлась о парапет. Ванхал стал меланхолично набивать трубку.
Люди действительно прятались сами и прятали нагруженных лошадей. И им бы это удалось, если бы не сказочный бинокль в руках не менее сказочного Ванхала. Девушка попыталась подсчитать злодеев, но у неё это не получилось.
— Сколько их?
— Около полусотни, но большинство из них наёмники и не представляют опасности — как только они поймут, что преимущества не на их стороне, они уйдут обратно в пустыню. Достаточно устранить организаторов, главарей, а их немного.
— Удивительно! А ты уверен, что они хотят захватить оазис?
— Мы не можем знать, что думают другие люди, но это и не важно. И даже то, что они хотят не так уж и важно, по сравнению с тем, как, каким путём они хотят получить то, что они хотят. Представь себе, что я охраняю заповедный лес, куда направляется человек. Если я могу понять какую тропинку он выберет, то есть ли мне разница с какой целью он направляется в охраняемый лес, с целью послушать птиц, отлить или повеситься? Я знаю как сделать так, чтобы он не дошёл до леса, остановить его на полпути — остальное не важно.
— Но тут ты уверен, что знаешь, чего они хотят.
— Нет, точно не знаю, но знаю, что они хотят этого достичь путём захвата дома, скорее всего, нашего убийства или взятия в рабство. Они не понимают, что без меня тут не будет оазиса. [Почему это?] Что без меня тут снова будет пустыня, как она была сто лет назад. [Ему действительно больше ста лет?] Они не знают, что творят. И я не хочу этого допустить. Только потому, что это мой оазис и я не хочу ничего менять.
Они постояли несколько минут молча, но послеполуденной солнце быстро согнало их вниз.
— До вечера они точно не соберутся нападать. — Успокаивал рабыню Ванхал. — А как только стемнеет, я сам на них нападу, вряд ли хоть один из них подойдёт вплотную к дому, так что бояться нечего. А если даже и подойдёт, то слуги на первом этаже будут наготове и вооружены.
Он не добавил типичное «спи спокойно», так как знал, что Саакан по молодости лет и эмоциональности не сможет этого сделать.
…
Нападающие не могли учесть то, что ночь является для них не союзником, а противником. Они считали, что покров безлунной пустынной ночи достаточно из прикроет от даже слишком настырных глаз. Люди тринадцатого века не могли знать, что Ванхал пользовался прибором ночного видения. И всё равно, что он один, сидя у себя в башенке, может сделать с полсотней отъявленных бандитов рассыпавшихся по остывающим барханам полукругом?
Путешественник во времени и пространстве умел стрелять, но у него не было возможности делать новые высококачественные патроны, необходимые для стрельбы из снайперской винтовки на большие расстояния, как было необходимо сейчас. Да и снайпер из него так себе, потому он не мог позволить себе медленные пули. Выход из сложившейся ситуации он нашёл один — и удачный выход, как уже неоднократно показал опыт за столетнюю историю оазиса. Первую пару десятилетий оазис не был известен, он только обустраивался, но когда через него пошли караваны сразу же нашлось много наглецов, решивших заработать на нём. Пятнадцать лет были горячими, а потом желающих поубавилось — баек и легенд для рассказов у костра прибавилось.
Лазер — вот то удачное решение. Лазерная установка с оптическим прицелом, куда можно устанавливать прибор ночного видения, бьющая милисекундными импульсами, прожигающими человека. Для нападающих он как огонь божий, как небесная кара, как гнев Зевса. Поворотная система и отличный обзор позволяли оборонять дом со всех сторон, а питание из подземного источника — стрелять дважды в минуту.
Конечно, лазер не был панацеей, караван мог мирно подойти, люди начинали поить верблюдов, торговать и только после этого нападать. Такое за всю историю случилось только дважды, и жестокость пресечения до сих пор ходили в ночных страшилках у костров для полуночников.
…
Как и ожидал хозяин Саакан не смогла заснуть за плотно затворёнными ставнями из чего-то прочнее дерева. Она зашла в столовую выпить воды и, как была в шёлковой ночной рубашке, прокралась в башню. Уже на верхних ступенях она пожалела, что ничего не накинула — ночной воздух заставил её поёжиться, но её неумолимо тянуло вверх.
На самом верху, на небольшой площадке Ванхал практически лежал за каким-то удивительным прибором, девушка никогда не видела ничего подобного. Она никогда не видела даже огнестрельного оружия, что же они могла понять в этой паукообразной металлической конструкции из совершенного другого времени, точнее даже из вневременья, так как создавалась специально для тринадцатого века и не существовала ни в чьём будущем.
Армянка нечаянно ойкнула увидев этого стального монстра и Ванхал обернулся, но не стал ругаться и гнать вниз.
— Вон, надень. — Он помог ей закрепить на голове что-то вроде маски с прорезями для глаз.
Когда через минуту Саакан решилась открыть глаза, то увидела, что через маску мир выглядит чёрно-зелёным. Остывающая пустыня светилась слабым, нежным зелёным, а люди, подкрадывающиеся к оазису, — опасно ярко зелёными, ей показалось, что они предостерегающе мерцают, как бы говоря «не подходи ко мне, я ядовит».
— Видишь их? — Голос раздался откуда-то снизу, как будто издалека.
— Да. — Девушка опустила глаза и охнула.
Ванхал был ярко зелёным, что её уже не удивило, правда увидела, что он не равномерно зелёный, лицо и кисти рук, не прикрытые одеждой, выделялись. Она испугалась, заметив, что прибор, за которым лежал хозяин тоже светился: отдельные, чаще мелкие, детали горели не менее ярко, чем человек. Значит цвет даёт не наличие души, подумала девушка. Или у этой штуковины тоже есть душа, она живая? Она снова подняла глаза на пустыню, заметила лошадей, плохо спрятанных за барханами, они тоже резко зелёные. Если у лошадей души или этот прибор подсвечивает всех живых?
— Смотри на барханы около дороги на север, левее. Видишь группу людей? Они проводят последнее совещание перед атакой, пора действовать.
Как планирует действовать Ванхал девушка не знала, но решила не упустить ни мгновения. И пропустила.
По тому как стояли люди, по жестикуляции и поворотам голов Ванхал понял, кто раздаёт приказания, кто у них главнокомандующий и, задержа дыхание, мягко нажал на клавишу. Даже в прибор ночного виденья не удалось увидеть короткий импульс, практически не рассеивающийся в сухом пустынном воздухе. Саакан увидела как на голове одного из бандитов загорелась яркая точка и он стал падать на бок, на соседа. На башне не было слышно криков и возгласов, но заметить панику не составило труда. Вся группа склонилась над убитым и, видимо, обсуждала, что с ним произошло, никто ничего не понимал. В это же время лазерный снайпер напряжённо вглядывался в свою увеличительную оптику, стараясь понять, догадаться, кто теперь занял верхушку бандитской иерархии, кого убивать следующим, когда лазер перезарядится. Тридцать секунд до возможности снова нажать на смертельно опасную кнопку, секунды, за которые нужно успеть принять правильное решение.
— Кто же следующий? — спросил сам себя Ванхал, но девушка расслышала его и задрожала, не от холода, а от ожидания смерти, как ей казалось, неизбежной.
Нападающие поднялись от убитого, о чём-то горячо споря. Армянке хотелось вжаться в маску, стать только глазами, чтобы лучше видеть происходящее. В кого он выстрелит, кого выберет? Не успели люди сделать два шага в стороны, как она заметила яркую точку на груди одного из мужчин — он схватился за грудь и стал медленно оседать на колени. В этот раз реакция бандитов изменилась, они бросились врассыпную, прятаться за редкими камнями, барханами, за лошадьми. Тело убитого, или раненого, осталось на месте, никто не рисковал к нему подойти. Казалось, он молится своему неизвестному богу, и никто не решается нарушать его общение.
Нападение оказалось сорванным, люди боялись собираться группой, а потому не могли договориться о том, что делать дальше. Пока они перекрикивались и метались от ложбинки к ложбинке, Ванхал выжигал их лошадей. Каждые тридцать секунд образовывалась новая дырочка в голове очередной лошади, быстрая и безболезненная смерть невинных животных. Эти смерти, и то, что людей женщина с косой обходила стороной, ещё больше ужасали незадачливых бандитов. Они не понимали откуда исходит смерть, как она приходит, не всегда находили небольшие отверстия от лазера.
Вторжение в оазис не состоялось, нападающие разбежались, боясь собираться больше, чем по трое. Уехать обратно им оказалось не на чем, лошадей практически не осталось, из-за них возникали драки, но никто не успел ими воспользоваться. Без коня шанса добраться до населённых мест, до спасения практически не было, но и идти к проклятому оазису никто не решался: лучше призрачная надежда, чем гарантированная смерть в этом адском доме.
Ванхал провёл, как потом узнала Саакан, всю ночь на башне, но больше не стрелял, вернулся к себе только с рассветом, когда слуги вышли из дома, чтобы забрать с мёртвых всё полезное и засыпать тела песком. Сама девушка поняла, что окончательно замёрзла, когда лазер молчал полчаса, и, спросив разрешения, сняла маску и вернулась в дом. Увиденное так потрясло армянскую принцессу, перенёсшую много хорошего, ещё дома, и плохого, после пленения, что всё остальное помёркло. Беззвучное убийство на огромном расстоянии. Совершенно спокойное, безэмоциональное убийство людей и животных. Раньше она не могла представить себе такого — раньше, до знакомства с человеком, который одним словом превратил принцессу в рабыню.
Хозяин спал недолго и всю вторую половину дня провёл на башне, выискивая в бинокль бандитов, блуждающих в пустыне. Судя по тому, что новых историй про дом с оазисом не появилось, никто из нападающих не вернулся к людям, к цивилизации. Или не рискнул рассказать, что пережил.
После заката Ванхал ушёл спать, а Саакан, выждав с полчаса, на цыпочках прокралась в его спальню, скинула шёлковую ночную рубашку и скользнула к хозяину под одеяло. Он не просыпаясь обнял её, прижал к себе. К завтраку армянская принцесса, добровольная рабыня вышла довольной собой — теперь она всем угодила своему господину, своему хозяину.
Глава 4
С какой целью Ванхал сажает деревья за стеной Саакан долго не могла выяснить, несколько раз он уходил от ответа и лишь после той ночи, последовавшей за нападением, раскрыл свои планы. Он практически каждый день обходил свои посадки и девушка часто его сопровождала. Внутри стены всё уже было стабильно: деревья выросли, газон изумрудно сверкал, фонтан источал прохладу и орошал брызгами. В саду хорошо делать, что угодно: любоваться деревьями, читать книгу в кресле, качаться в гамаке с той же книгой или лимонадом, даже заниматься сексом, но не созидательно общаться с деревьями.
В этот раз он проверял новый ряд пальм, посаженных за дальней стеной, к которой можно было подойти только там, где к воротам был оставлен коридор среди деревьев, хотя Саакан никогда не видела, чтобы этими высоченными железными воротами пользовались. Вдоль самой стены росли пальмы, снизу прикрытые такими густыми и колючими кустами, что подойти к стене можно было и не мечтать, разве что сжечь их или долго прорубаться с помощью мачете. Газона тут ещё не было, росли лишь отдельные сухие злаки, образующие куцые кочки, постоянно засыпаемые песком. Девушка знала, что и тут есть постоянный подземный полив, как и в саду, но в детали её не посвящали.
— Хозяин, зачем ты сажаешь деревья за стеной?
— Зачем? Ты этот вопрос уже задавала… а как ты думаешь? Зачем мне это?
— Не знаю… может быть, чтобы больше урожай получать?
— Нет, тут урожай не снять. Другое. Если ты готова долго слушать, то я расскажу.
Я люблю менять среду вокруг себя, переделывать её под себя. Образовывать удобную для существования среду. Некоторые деревья поступаю так же, они прогоняют неугодные им другие деревья, приманивают насекомых, ломают камни и многое другое. Люди ещё не очень умеют это делать, разве что ломая меняют среду, с созидательным изменением пока плохо. Этот оазис — пример такого созидательного изменения окружающей среды. За стеной, вишнёвый сад — мелкое изменение, ещё не изменение среды, но необходимое ядро, от которого расползаются изменения. Основное тут, вокруг стены.
Первыми я сажал пальмы около стены, она самые устойчивые, самые неприхотливые в этом климате. Конечно, их тоже необходимо поливать, очищать от лишнего песка, но они вырастают большими довольно быстро. Их тень и листья позволяют посадить вон те кусты, что охраняют стену. Тень спасает от жары, от слишком быстрого высыхания. Листья — дают почву, но тут не всё так просто. Обычно листья падают на песок и высыхают, видишь вот тут, с краю. Они лежат на песке, смешиваются с ним, измельчаются, превращаются в пыль и никакого грунта не получается. Давайте теперь зайдём в тень, засунь руки в песок — чувствуешь? Влажность. Вода всё меняет. Лиственный опад не превращается в пыль, а начинает гнить, может превратиться в почву. Это сложный процесс, требующий множество мелких организмов. Первую почву в оазис я привёз издалека и мне не с первого раза удалось запустить тут нормальный процесс почвообразования, но он пошёл — там в саду. Тут за стеной ещё полноценного процесса нет, но листья уже постепенно гниют, не пылят. Кусты активно этому способствуют — их многочисленные мелкие корни постепенно отмирают и тоже образуют хороший грунт.
Пошли, покажу ещё кое-что. В нескольких местах я прорубил в кустах незаметные просеки — не для того, чтобы люди не ходили, а чтобы ветер, несущий песок, не нашёл вход. Вот тут, смотри. У самой стены я посадил новые деревья. Они более прихотливые, им нужна тень и влага. Нет, когда они вырастут, они перестанут нуждаться в тени, они будут затенять сами себя, но пока их нужно прятать. Они растут быстрее, чем пальмы или эти колючие кусты, лучше образуют почву. И лучше плодоносят, конечно. А ещё — лучше испаряют воду.
— Испаряют воду? А зачем это нужно?
— Не о том вопрос. — Казалось Ванхал отмахнулся, хотя руки у него продолжали ощупывать ствол молодого дерева. — Помнишь, я начал с того, что я люблю менять среду под себя. Всё дело в этом.
Незнающий человек может подумать, что я уже изменил среду, создал тут великолепный оазис, но это не так. Оазис этот полностью зависит от меня, от воды, которую я поднимаю на поверхность, которую распределяю, доношу до каждого растения. Это ещё не изменение среды.
Хочу показать тебе, что будет дальше, включи воображение.
Ещё ряд пальм, за ним ещё один и ещё один. Площадь, покрытая зеленью растёт, растёт испарение воды — к чему это приведёт? Воздух в оазисе становится существенно прохладнее, чем в открытой пустыне, а холодный воздух тяжелее тёплого, а потому он начинает утекать, как вода, из оазиса в окружающую пустыню. Что нам с того? Влага уходит вместе с воздухом, но мы её качаем и качаем, не беда. Суть в другом: воздух утекает, но на его месте не может образоваться пустое место, а потому к нам, в оазис, притекает другой воздух, из верхних слоёв атмосферы — из нижних не может, так как туда утекает наш, прохладный и влажный. Наверху воздух не такой горячий как у самого песка, но даже не в этом дело, а в том, что он несёт в себе воду. Сначала она будет просто конденсироваться в виде росы, но, когда оазис ещё подрастёт, над ним начнут образовываться облака — облака из воды, испарившейся в оазисе, растёкшийся в стороны, нагревшейся в пустыне и поднявшейся над ней в верхние слои атмосферы, которые текут к нам.
Свою речь Ванхал дополнял активной жестикуляцией, он демонстрировал направления воздуха и воды, крутил круговороты воды в природе и в его собственной среде. Саакан казалось, что она уже сейчас в реальности видит как вода уходит и возвращается в оазис, как расцветают растения, больше не требующие искусственного и трудоёмкого полива. Она не знала такого понятия как «положительная обратная связь», но самостоятельно догадалась, что дожди приведут к росту растительности, что увеличит круговорот, следовательно…
— Причём заметь, уже первые облака, даже если ещё не будет хватать воды для дождя, будут охлаждать местность и тем самым усиливать круговорот воздуха. Нам бы создать первые облака, а там можно будет и расслабиться — всё пойдёт расти само собой.
Хозяин оазиса, средообразующий человек смотрел куда-то вдаль, хотя вернее сказать — когда-то вдаль.
Глава 5
Последние дни Саакан почему-то полюбила подниматься в башенку, хозяин разрешил ей это, и смотреть на пустыню. Она могла часами сидеть под широким зонтиком и смотреть как ветер гонит перекати-поле, какие-то ветки, не торопясь перемещает барханы. Ещё ей, почему-то, нравилось смотреть на слегка неровный горизонт, изучать его плавные изгибы.
Из-за этой неожиданной любви она оказалась первой, кто увидел одинокого верблюда в пустыне. Он с трудом, хромая, медленно приближался к оазису, неся двух человек. Приближался он не по дороге, а откуда-то с востока, северо-востока, где на большом расстоянии не было никаких оазисов и верблюжьих троп.
Саакан побежала рассказать Ванхалу, а тот отправил двух слуг на верблюдах встретить и привезти незваных гостей. Слуги вернулись, но без заблудшего верблюда — он уже не мог идти и пал, отдав в заботливые руки двух человек без сознания и в состоянии сильного истощения. Им уже влили в рты небольшое количество воды, обтёрли лица, но они продолжали оставаться где-то далеко не тут.
Когда умирающих от жажды уложили в столовой на первом этаже и как следует вымыли лица, оказалось, что это белые мужчина и женщина примерно двадцати пяти лет отроду, сильно загоревшие на жёстком пустынной солнце, хотя Ванхал засомневался в последнем и высказал мнение, что они с детства ходят под таким солнцем. На чём строится его мнение он не пояснил, но приказал поить их и не спускать с них глаз, доложить ему как только кто-нибудь из них придёт в себя.
Практически не приходя в сознание они пролежали до утра, когда Ванхал решил, что пора их будить и нормально накормить. Завтрак получился не слишком сытным, но молодые люди остались довольны, кажется, они не первый раз выходили из такой глубокой вынужденной голодовки. После еды хозяин попросил их рассказать о себе. Джек и Бэрил оказались братом и сестрой, потерявшими свой караван. Недавно умер их отец, сэр Джон Лайонс, и оставил им небольшое состояние, которое они решили вложить в торговлю. Первый же путь, который они решили проделать вместе с караваном, стал катастрофой — они отстали и потерялись в пустыне. Возможно, караван уже дошёл до назначения и караванщик успешно всё продал, но, скорее всего, он решил, что хозяева погибли и оставил все деньги себе. Где теперь его искать и как вернуть деньги? Никто не знал.
— Вот так можно быстро и эффективно потерять всё наследство. — Завершил рассказ Джек, Бэрил больше помалкивала, посматривая по сторонам, изучая людей.
— Да, не самое удачное стечение обстоятельств, хорошо хоть вы вышли на наш оазис.
— Да, да, сэр! Мы очень рады и благодарны вам!
— А почему вы решили так необычно использовать наследство? Судя по вашей коже, детство вы провели не в Англии.
— Совершенно верно, сэр Ванхал! Наш отец участвовал в крестовых походах и мы родились на Кипре, а потом странствовали по всему южному средиземноморью. На родине отца мы никогда и не были, сэр.
— Поразительная история! — Воскликнула Саакан.
Молодые люди вежливо промолчали, Ванхал тоже не стал комментировать. Армянская принцесса, увезённая в рабство в далёкие от родины края, начала сильнее симпатизировать приятным, симпатичным молодым людям.
— Не менее удивительная история случилась с верблюдом, который вас привёз. — Чуть погодя продолжил разговор Ванхал. — Он умер чуть-чуть не дойдя до оазиса.
— Бедный наш верблюд! Он так долго нас вёз и, в конце концов, спас нас!
— Я хотела бы его похоронить, ведь можно? — У Бэрил в глазах стояли слёзы.
— Да, но когда немного наберётесь сил. Мои люди привезут тело, чтобы его не съели.
— Съели! Какой ужас! Наш большой и бодрый верблюд… он заслуживает достойную могилу.
— Не раньше, чем завтра.
На втором этаже им отвели небольшую комнату с окном в сад и Саакан помогла им обустроиться, всячески старалась чем-то помочь. Ванхал не был против, но и не способствовал.
…
Он подошёл к спасшимся на следующее утро, когда они заканчивали завтракать на открытой веранде. Пожелав доброго утра, он присел к ним за стол и раскурил трубку, чем неимоверно удивил своих новых зрителей, ему тут же принесли чашечку кофе и высокий стакан воды. Ванхал заметил, что молодые люди выглядят уже значительно лучше.
— У вас есть какие-то планы на будущее? — Сразу же перешёл к делу хозяин оазиса, выпуская идеально ровные кольца дыма.
— Нам придётся вернуться обратно, на нашу родину, попытаться вернуть отцовское имение. Или поселиться у кого-нибудь из родственников. Или друзей отца — его любили и, я надеюсь, не откажутся помочь его детям.
— Вернуться обратно вам получится не скоро. — Задумчиво проговорил Ванхал, хотя он заранее продумал большую часть этого разговора. — Ближайший караван, который должен пройти через мой оазис будет через тридцать-сорок дней, но он пойдёт с севера на юг. Вы можете к нему присоединиться, а потом уйти на восток, чтобы морем вернуться на север. Так будет быстрее всего.
— Это потребует денег, а у нас ничего нет. — О деле говорил в основном Джек. — Даже верблюд издох.
— Я могу дать вам денег, это не проблема. Караванщик возьмёт вас бесплатно — за работу в пути, до моря дойти дёшево, а на корабль тоже можно наняться за небольшие деньги, если работать в пути.
— Спасибо! — Горячо поблагодарила его Бэрил. — И за проживание у вас мы готовы отработать! Мы с братом любим и умеем работать. Только скажите!
Ванхалу показалось, что девушка последнее сказала с каким-то намёком и чуть ли не подмигнула ему, хотя это мог быть и нервный тик после голодания.
— Караван на север, если никто не собьётся с расписания, будет только через три месяца. — Ванхала трудно сбить с выбранного пути. — Там будет не такой надёжный караванщик, но, думаю, он за небольшой барыш достаточно безопасно доставит вас на север. Можете выбирать. Как появится первый караван, поговорите, обсудите с караванщиком — и тогда решайте.
— Спасибо. Думаю, мы предпочтём этот вариант, чтобы не создавать вам лишних сложностей с нашим проживанием.
— Никаких сложностей, еды и воды всем хватит, а лишние рабочие руки никогда не будут лишними. Отдохните пару дней, а потом найдём вам занятие.
— А как наш верблюд?
— Он вон за тем барханом.
— С него уже сняли наш багаж?
— Нет, слуги приволокли его как был, всё оставили вам. Там и похороните, это достаточно далеко от дома, вреда не принесёт.
— Спасибо! Мы вам очень благодарны. Сегодня же мы с почётом похороним!
…
Чтобы не выходить из личных покоев в общие, Ванхал вышел из башенки на крышу и подошёл к краю левого крыла здания. Отсюда открывался вид на внешние заросли, где сегодня трудились брат с сестрой Лайонс. Они быстро восстановили силы и с усердием взялись за простое, но трудоёмкое задание, поставленное им хозяином оазиса. Обрабатывать эти заросли можно было бесконечно — малополезное занятие, но Ванхал хотел занять гостей делом. Что-то в них ему не нравилось.
Джек, старший брат, был тих, почти замкнут, всегда собран и деловит. С ним приятно иметь дело, наверное, он мог бы стать хорошим управляющим. Джек всегда внимательно смотрел по сторонам, отслеживал, что делают другие вокруг него, замечал изменения в обстановке. Несколько раз Ванхал специально его проверял, меняя какие-нибудь малозаметные и неважные декоративные салфетки, подсвечники и прочую мелочь. Джек всегда замечал, хотя и часто старался не подать виду.
Бэрил оказалась противоположностью брату. Она была легка и эмоциональна, не умела долго сосредотачиваться на одном деле, уставала от серьёзных разговоров. Она любила поболтать с Саакан о каких-то женских делах, но, почему-то, избегала Менем. Не то чтобы игнорировала, но не впускала в свою интимную женскую болтовню, которую Саакан пересказывала хозяину. А ещё она явно старалась окрутить Ванхала. Оказалось, она действительно строила ему глазки ещё в тот первый раз, но ей это ещё не удалось. Теперь у неё это получалось на ура и она старалась воспользоваться каждым моментом для этого. Иногда она прямо липла к Ванхалу, как бы благодарно держала за руку, хотя ему однозначно был понятен сексуальный подтекст всех её поступков.
Такое поведение временной постоялицы вызывал ревность у Саакан, она не была готова делить хозяина ни с кем, ну разве что с Менем, которая имела на хозяина больше прав, в её представлении, так как появилась раньше и не была рабыней, статус служанки казался выше. Проведение времени в разврате втроём уже стали для Саакан нормой, но она не могла допустить мысли, что в их большую семью добавится ещё эта наглая англичанка. Ванхалу совершенно не нравилась такая позиция Саакан: она рабыня и не имеет права ревновать хозяина, у неё нет никаких прав на него. Он хотел это наглядно показать, но не собирался делать это просто ради демонстрации, без положенных чувств. Или хотя бы положенного сексуального влечения. Бэрил совершенно не годилась для роли в этом нравоучении — сексуальная привлекательность в ней была, но Ванхал совершенно не хотел приближать её к себе, что неизбежно бы произошло, во всяком случае с точки зрения Бэрил, если бы он её трахнул где-нибудь в саду. Он знал, что секс играет важную сигнальную роль, особенно для женского пола и подчинённых, что в этом мире часто совпадает.
Однако, Бэрил не прекращала попытки добиться своего благодетеля, облагодетельствовать, с её точки зрения, его своими ласками. И, вероятно, не понимала, почему он так упорствует, сопротивляется. Она быстро выяснила, что Менем — служанка, а Саакан — рабыня, поняла, что где-то в этом есть сексуальный подтекст, но какой именно ещё не смогла выведать. За две недели, что они провели в оазисе, эмоционально открытая девушка подружилась со многими слугами, но они все были преданы своему доброму, но строгому хозяину, и ничего существенного не рассказали, а попасть в личные покои, где последнее время происходили все оргии, ей не удалось. Пока не удалось, подумал Ванхал, с её настойчивостью, это может вскорости и случится. Он вспомнил, как девушка один пыталась затащить его в кусты под видом просьбы объяснить, как их нужно стричь и окапывать. И надо отметить, не без попустительства брата.
Брата, который подбивает клинья к Саакан. С одной стороны, его можно понять — плох тот молодой парень, который не будет этого делать. С другой стороны, это неуважительно к хозяину, разве что он не понимает, какие у него отношения с рабыней. Мог бы, хотя бы, догадаться для чего обычно держат таких рабынь, пусть тут и не совсем тот случай. Ладно, мог бы и не догадаться, но сестра-то его точно это понимает, должна была бы объяснить, у них хорошие взаимоотношения, отличное взаимопонимание. Ещё одна загадка.
Работают они хорошо, старательно, не отлынивают, продолжил наблюдать Ванхал, честно отрабатывают жильё, делают всё, что им скажут. Возможно, даже слишком послушно, хотя куда им деться, без денег и транспорта. Вот и сегодня они весь день сидят в этих ещё сухих зарослям и педантично выполняют свою работу. Лишь на обед выходят, а так весь день там, особенно он, сестра хоть иногда отвлекается на болтовню в девушками и слугами. Кстати, у мужской части слуг она пользуется популярностью, хотя нельзя сказать, что она писаная красавица. Что-то в ней есть, харизма, шарм, возбуждающая опасность в глазах и движениях — она знает как привлечь любого мужчину. Пользуется популярностью, но своим телом, насколько Ванхал знает, никому не даёт воспользоваться, хотя явно умеет это делать.
Хозяин оазиса поймал себя на том, что мысленно раздевает Бэрил. Нет, это точно лишнее, не о том думает, но держать её в доме ещё двадцать-тридцать дней может быть опасно для спокойствия их небольшой общины. Надо будет попросить Саакан расспросить её получше. Сменю-ка я ей работу, дам что-нибудь в доме, чтобы помогала Саакан, пусть пообщаются — армянка не даст себя в обиду, уверен, королевская кровь знает как ставить на место таких выскочек. Но её ревность нужно будет проучить как-нибудь, отложил Ванхал на будущее.
Тут его наблюдения нарушила Менем, махавшая ему с башни. Умная служанка не привлекала его внимание голосом, чтобы никто не догадался, где сидит хозяин. Выглядела она взволнованно, Ванхал поторопился покинуть свой практически бесполезный наблюдательный пункт.
— Хозяин, там какая-то важная новость.
— Там?
— Я не пустила слугу в личные покои.
— Проводи его во внешний кабинет, я сейчас буду.
Глава 6
Новости были не из приятных: собака, жившая в оазисе, сбежала, разрыла верблюда и погрызла ему голову и шею. Из сухости туловище почти сгнило, но конечности и голова скорее мумифицировались, там осталось вкусные косточки для обгладывания. Однако, из-за этого Ванхала не стали бы так срочно докладывать, причина иная — собака сдохла в судорогах и с пеной на губах.
— Отравление?
— Да, но это не трупный яд, я посмотрел, там его не было. И от него собаки иначе умирают.
— Что же тогда?
— Верблюда отравили. Я провёл вскрытие, простите, что не спросил разрешения, но из-за смерти собаки у меня помутилось в уме, хотел всё выяснить как можно быстрее.
— Ты всё правильно сделал. Рассказывай.
— Я изучил рот, его остатки, пищевод, от желудка ничего уже не осталось. Везде какие-то необычные повреждения, и зеленоватая окраска. Как от красителя, понимаете, не естественная для мертвецов. А уж мёртвых верблюдов, поверьте мне, я насмотрелся множество, в разных стадиях разложения. И резал их — на еду. Такое видел первый раз.
— Что ты сделал с собакой?
— Похоронил там же. И всё засыпал пеской, поглубже.
— Молодец. Кто-нибудь ещё знает об этом?
— Нет, хозяин, Щелк же всегда со мной бегает, пошёл искать и нашёл вот такое… никому не говорил. И не думал, особенно когда увидел эту зелёнку.
— Молодец. Скажи Менем, чтобы дала бутылку хорошего вина и отдыхай до завтра. И никому ни слова ни про верблюда, ни про Щелка. Скажи, что убежал и не смог найти. И точка.
— Хорошо, хозяин, спасибо. Надеюсь, эта печальная новость окажется для вас полезна.
— Думаю, она будет полезна для всех нас. — Задумчиво пробормотал Ванхал, когда слуга закрыл за собой дверь.
Два основных вопроса сейчас, раздумывал Ванхал, крутя в пальцах серебряный нож для бумаги, это зачем и когда. Ответы на них позволяют избавиться от избыточного вопроса кто. Лайонсы точно долго ехали — поблизости ничего и никого нет, я уверен. Если яд сильный, то верблюда не могли отравить до того, как они потерялись. Если слабый, то может быть кто-то хотел, чтобы они потерялись, и отравил верблюда. Слабая версия — собака умерла не то, что в тот же день, в тот же час, как вкусила отравленного верблюда. Значит и яд сильный, и доза велика. Остаётся версия, что его отравили непосредственно перед его смертью. Значит, Лайонсы. Зачем? Чтобы он точно не выздоровел, чтобы я не мог выгнать их из дома до прихода каравана, чтобы у них было больше времени… Времени для чего?
На второй вопрос, когда, ответ однозначный. На первый — зачем, ответ есть, но пока не слишком обоснованный и однозначный. Не придумывается версия, зачем им это было нужно. А ведь рисковали они сильно, действительно голодали и страдали от жажды. Ещё день или два и шансов у них не было — точно рассчитали, когда выйти к оазису? А может быть имитировали истощение? Надо будет послать людей по их пути, может быть что-нибудь интересное найдётся. А ещё интересное должно быть в их багаже, пусть там всего пара сумок, но Ванхал вспомнил, как Джек спрашивал о судьбе верблюда и уточнял про их вещи, в которых, по идеи, не должно было быть ничего ценного, разве что памятные вещи. Или там были следы яда, ёмкость от него. Или сам яд… точно! Там мог быть яд, которые они могут использовать против меня. Или против, для начала, слуг. Или против растений… подсыпят в источник и пиши пропало. Они редко бывают в саду, не могу сказать, что интересуются им. Чёрт! У них окно выходит в сад. Это я ошибся, однако. Ванхал с силой воткнул нож в стол и он слегка погнулся.
Надо выставить круглосуточное наблюдение. И в их отсутствие как следует обследовать их вещи, хотя они могли уже перепрятать всё подозрительное. Скорее всего перепрятали. И какую удобную возможность я им предоставил — работа с пальмами за стеной! Если там закопать, никто не найдёт. Тем более единственная собака отравилась. Спасибо ей за это! Возможно, смерть собаки, спасёт людей, многих людей.
…
Трое суток дважды в день Ванхалу подробно докладывали о жизни подозрительных вынужденных гостей, но ничего, ни одной подозрительной детали не было замечено. Осмотр вещей также ничего не дал, всё предсказуемо и ожидаемо, никакого оружия или яда. Бэрил второй день работает с Саакан, но ей тоже ничего не удалось узнать, правда Ванхал не рассказал про отравление, просто попросил разузнать побольше.
Хозяин оазиса оказался в тупике. Подозрения казались ему достаточно обоснованными для слежки, но не для допроса до истины, без ограничений. Обычный допрос, он был уверен, ничего бы не дал — они либо не виновны, либо профи такого уровня, что допрос без пыток ничего не даст. Но для пыток оснований, вроде бы, не было. Если бы удалось найти яд или ещё что-то запрещённое, другое дело, но тут, похоже, опоздали. Осталось ждать в готовности к любой опасности.
Сколько ждать? Они должны успеть реализовать задуманное до прихода каравана, то есть у них осталось не более двадцати дней, чем дальше, тем рискованнее, точная дата же неизвестна. Есть вариант, что у них договорённость с караванщиком, но это маловероятно, хотя не стоит вот так сразу отбрасывать этот вариант, думал Ванхал, собираясь к общему ужину.
На лестничной площадке второго этажа он столкнулся с Бэрил, делающей вид, что куда-то спешит.
— О! Как удачно, что мы так случайно встретились, господин Ванхал! Я как раз бегу переодеться к ужину, а тут вы.
Ей действительно стоило переодеться к ужину, даже лучше сказать — одеться, так как сейчас её сексуальное жаркое тело почти ничего не прикрывало, разве что масло поблёскивало на стратегически важных местах.
— И в чём удача? — Ванхал решил слегка подыграть в этой нехитрой игре.
— Я хотела вам кое-что сказать. Наедине. — С последним словом она практически всем телом прижалась к Ванхалу и приблизила свои слегка раскрытые губки к его уху. — Чтобы никто не слышал того, что я скажу.
Ванхал не двинулся с места, лишь вопросительно поднял брови.
— Приходите после ужина за стену, туда, где я раньше работала, а брат сегодня продолжал. Знаете, где это? Около дальнего конца левой стены. Я вам всё расскажу, всё покажу… всё-всё будет… — Горячее дыхание девушки щекотило ухо. — Приходите один и сможете получить очень многое. Сразу после ужина… Придёте?
— Хорошо. — Чуть подумав ответил Ванхал.
— Замечательно! — И Бэрил резким движением впилась ему в губы, постаралась засунуть свой дерзкий язычок в рот.
Плавным, но быстрым движение Ванхал отодвинул нахалку без всякого сожаления — её губы были холодны.
— Идите переодеваться. — И зашагал в столовую, думаю, что нужно бы запереть личные покои. От греха подальше.
…
После ужина Ванхал сидел на террасе перед домом, не торопясь курил трубку и смотрел на звёзды, скоро должна была выйти Луна. Ночь была так хороша, что ему иногда хотелось, чтобы Бэрил не пришла, так как он понимал, что сегодня ему будет не до звёзд, что-то этой ночью произойдёт, дойдя до критической точки. И тут он услышал перестук каблучков.
Несмотря на прохладу Бэрил была в лёгких туфельках, лёгком платье, под которым явно не было белья, и, казалось, в таком же лёгком настроении. Она подлетела в Ванхалу, обдала волной приятных ароматов и потянула за руку.
— Пойдём-те же!
Хозяин оазиса бережно положил зажжёную трубку на столик и двинулся за девушкой. Она вела его тропинкой вдоль стены и складывалось впечатление, что она знает её наизусть, темнота её нисколько не смущала. Девушка двигалась в припрыжку чуть звучно напевая какую-то весёлую танцевальную мелодию.
— Вот! Тут, помните, вы дали мне последнее задание. Я с братом всё сделала, сейчас не видно, я всё вычистила, подстригла… но я опять не то говорю. Пойдём-те сюда, вот сюда, смотрите, тут у самой стены за кустами. Смотрите какой тут вырос газон! Я случайно сюда зашла, если честно, хотела пописать, но как увидела какая прелесть тут выросла, пошла, конечно же, в другое место. Потрогайте какой нежный газон, совсем как в саду!
Девушка опустилась на колени и обеими руками водила по газону эффектно выставив свою соблазнительно округлую попу прямо перед Ванхалом.
— Ну же! — Воскликнула и растянулась на траве. — Какой он мягкий! Попробуйте! На нём так удобно! Возьмите меня на нём!
Ванхал не понял в какой момент с неё пропало платье и в темноте стало светиться одно большое светлое пятно, на котором выделялись лишь два небольших тёмных пятна сосков и большое пятно волос на лобке.
— Идите сюда! — Она резко потянула Ванхала за ногу. — Я уже истекаю от страсти!
Он не удержал равновесия и начал падать. В этот момент в ночи раздался громкий вскрик полный удивления, рёзкий щелчок и возглас наполнился болью и страхом. В руке Ванхала блеснуло лезвие и он встал над Бэрил оперевшись одной рукой на её обнажённую грудь, а второй приставив клинок к её горлу.
— Не делай резких движений, молчи, иначе остриё нанижет язык на нёбо.
В широко раскрытых глазах девушки было больше удивления, чем страха. Когда она всё поняла, страх так и не появился — только ненависть.
— Сама виновата, меня не за что ненавидеть. Или брат твой виноват, да? Попался. Вставай, быстро. Двигай к дому и даже не думай выкидывать фортеля — от меня тут не сбежать. Быстрее.
Резкий укол между лопаток ускорил движение и девушка, ковыляя в одной туфле, хромала точно по тропинке. Около дома уже ждало двое обеспокоенных слуг с факелами.
— Свяжите ей руки и ноги, кляп. Бросьте её во внешнюю мастерскую.
Прыгая через несколько ступенек Ванхал взлетел третий этаж личных покоев и распахнул дверь внутреннего кабинета. Он помнил, что оставил там открытое окно, скорее всего крик шёл отсюда. Краем глаза он заметил, что Саакан прячется за углом и наблюдает за происходящем, но сейчас было не до неё.
Комнату освещала восходящая Луна. Строгий прямоугольник окна нарушался внизу, где можно было угадать руки и голову. Ванхал медленной упругой походкой кошки подошёл к окну и подтвердил своё предположение — Джек. Как он и ожидал, услышав крик и щелчок, незадачливый вор попался в базовую ловушку на окне. Обе его руки оказались плотно притянуты к подоконнику широкой прочной кожаной лентой. Так плотно, что кисти уже начали неметь — хоть зубами рви как дикий зверь.
…
Освободив Джека от лишних вещей, а у него оказалось и оружие, заточенный столовый нож, и две бутылочки с подозрительным содержимым, скорее всего ядом, Ванхал отправил его связанного туда же, куда и Бэрил — в мастерскую, а сам вышел на веранду. Он взял оставленную трубку и преувеличенно аккуратно вновь раскурил, сел на лиственничные доски террасы. Пленники пусть немного помаринуются, думал хозяин оазиса и положения, а мне нужно подумать, подготовиться.
Вернувшись Ванхал первым делом перенёс два связанных тела в соседнюю комнату, от которой ключи были только у него, без окон для полноценной звуковой изоляции. Затем он разместил голое тело Бэрил и тело Джека в одних штанах на хитрых столах, чью поверхность можно поворачивать под любым углом, привязав груз многочисленными кожаными ремнями. Реалистичные витрувианские люди не могли двинуть даже головой — широкая лентой охватывала лоб. Ванхал поднял столы так, чтобы молодые люди видели друг друга при свете мощной электрической люстры.
— Ну что ж. Мне хотелось бы узнать у вас много всего и, уверен, что вы просто так не захотите рассказывать, потому мне придётся вас пытать. Чтобы крики не мешали спрашивать и отвечать, буду спрашивать одного из вас, а пытать другого. Через некоторое время роли будут меняться, чтобы было честно, справедливо. Надеюсь всё понятно, да?
Ответа, конечно же, не последовало, только злые взгляды. Он посмотрел на них по очереди и подошёл в Бэрил.
— Начнём с тебя. — И вытащил у неё изо рта кляп. — Вытяни язык.
Она не успела ничего сообразить, высунула язык — Ванхал схватил его левой рукой, а правой в тот же миг накинул на язык металлический зажим. Бэрил вскрикнула, но уже ничего не могла сделать. Тем временем Ванхал прицепил к зажиму цепочку, взял с соседнего стеллажа и вставил девушке в нос сложной конструкции распорку. Соединив зажим и распорку цепочкой, он слегка её дёрнул проверяя.
— Готово. Теперь, Бэрил, тяни язык вперёд, стоит тебе расслабиться и убрать язычок внутрь, как твои ноздри разорвёт на мелкие части. Поняла?
Он развернулся к Джеку.
— Предпочитаю мучить девушек, слабость у меня к женскому полу, так что разговор начнём с тобой. — Вытащил кляп. — Она же тебе не сестра, да? Молчишь? Предполагаю, что вы супруги. Да, вы похожи на брата и сестру, но редко бывает так, что сиблинги настолько единомышленники. Нет, явно супруги. И тебе не совестно было подкладывать жену под меня? Молчишь? Ну ладно.
Ванхал вернулся к Бэрил, осмотрел её уши.
— Жаль, что ты не носила серёжки, придётся сейчас делать дырки для них.
В треножнике развёл огонь, подкинул угля, раздул, положил стальной дырокол. Хозяин оазиса действовал совершенно спокойно, отстранённо, без проявления эмоций. Ванхал делал то, что, как считал, должен делать. Он не мог сказать, что ему однозначно нравится то, что он делает, но некоторое удовольствие получал. Больше его волновало то, как правильнее всё сделать, как лучше добиться результата — чтобы заговорили.
— Я никуда не тороплюсь, так что можете пока и помолчать. — Говорил он, делая вид, что проверяет конструкцию на лице Бэрил, которая с некоторым страхом смотрела на руку Ванхала и железо у себя на лице. — Время в запасе у меня много, а вот у вас… Дырки лучше делать горячим железом, заразу не занесём и кровь остановим. Нужно же, да? — Он вернулся к огню и достал дырокол. — Что ж, попробуем, если вы не возражаете? Нет возражений, хорошо. Начнём с левого, ага, ровненько получилось, правое — чуть скосил, но, думаю, сойдёт, не порвётся.
Дальше в работу пошли два зажима, которыми он схватил соски, два кольца, продетые в уши, и цепочки, соединившие зажимы и кольца.
— Ты, Бэрил, конечно, не можешь дёргать головой, но если бы смогла, то у тебя бы получалось поддерживать грудь на высоте. Правда красиво? — Ванхал повернулся с вопросом к Джеку и как бы случайно зацепил цепочки.
Бэрил вскрикнула от боли, её язык почти скрылся за губами, тут же вернулся обратно, но на ноздрях уже выступили капельки крови.
— Ничего не хочешь мне рассказать? Она ведь начнёт тебя ненавидеть, если будешь продолжать молчать.
— Не на тех напали. — Первое, что сказал Джек после пленения.
— Это я напал? Хм, думал, что это вы напали. Ну ладно, не буду спорить. Давай лучше сделаем так. — Ванхал опустил стол с Бэрил до почти горизонтального положения. — Я поставлю свечу вот сюда. Хорошо видно? И зажгу её. Пока свеча длинная, я успею выкурить трубку, ничего плохого не произойдёт, но чем она будет становиться короче, тем ближе к этим милым кудрявым волосам. Запахнет горелыми волосами. Знаешь этот противный запах? Когда свеча станет ещё короче, пламя начнёт опалять половые губы твоей дрожащей жены. То место, которое ты хотел подсунуть мне, которым, я уверен, ты раньше сам с большим удовольствием пользовался. Действительно изумительное, соблазнительное место. Пока ещё. Как думаешь, когда огонь дойдёт до этих губок, Бэрил сможет сдерживаться и продолжать высовывать язык? — Мучитель медленными движениями забил и закурил трубку, наблюдая на спокойным горение одинокой свечи.
— Затушите свечу, — раздалось за его спиной через пять минут, когда уже запахло горелым. — Я всё расскажу.
Глава 7
Армянская принцесса-рабыня не видела и не слышала пыток с допросом, но позднее с удивлением узнала, что спасённые ею люди только делали вид, что они умирают от жажды, на самом деле они не были так истощены, как казалось. Так же как и не были братом и сестрой, что её тоже весьма удивила, учитывая то, как Джек пытался за ней приударить — невзирая на её хозяина и свою жену.
Она многое узнала про них, но чувствовала, что Ванхал не всё ей рассказал, понимала, что ей не всё нужно знать, не всё она вынесет. Они специально отбились от каравана, отравили верблюда, чтобы не было дороги назад. Хотели отравить Ванхала и захватить оазис до прихода следующего каравана, чтобы когда они придут было бы уже поздно и власть была бы в руках этой мерзкой пары. Деталями захвата она не интересовалась. Её поразило другое: Лайонсы пропали. Их больше нет в доме, никто не знает куда они делись после пыток и допроса. Ванхал сам проводил допрос, это заняло у него всю ночь и весь следующий день, он никого не пускал в пыточную. Ночью после он уже спал у себя, а в пыточной никого не было. В оазисе сложно спрятать два тела так, чтобы никто не видел. Ванхал сильный, но как он вынес два тела в обход всех слуг?
Саакан была в смятении.
Через пару дней она заметила, что хозяин стал ходить на посадки один, причём старался уйти так, чтобы у Саакан не было возможности увязаться за ним. Нет, они как и прежде ходили смотреть на молодые пальмы и кусты, в отношениях между ними ничего не изменилось, но появились ещё эти одиночные походы. Она решила проследить за ним.
После завтрака она сделала вид, что занялась уборкой посуды, а сама следила за Ванхалом из кухни. Он, несколько раз обернувшись и осмотревшись, закурил трубку и, как бы ненароком, взял из шкафа явно подготовленные кувшин и заплечный мешок. Саакан первый раз видела его с такой подготовкой. Хозяин вышел на веранду, постоял там немного, вытряхнул трубку и пошёл тропинкой вдоль стены. Саакан сняла туфли и босиком короткими перебежками двинулась за ним. Она быстро поняла, что пошёл он на дальний левый угол, туда, где работали Лайонсы. Девушка осторожно кралась по пятам, при каждом резком движении хозяина прячась за старыми пальмами. Когда он почти дошёл до угла, ей показалось, что Ванхал пропал. Вот он был на тропинке перед ней и вот его уже нет. Через несколько мгновений она догадалась, что он резко свернул в колючие кусты по незаметной тропинке.
Оценив ситуацию, девушка начала продираться к стене там, где стояла, стараясь не оцарапаться и не оставить улике на колючих ветках. Вдоль самой стены образовалась сумрачная зона, где такая изящная девушка как Саакан могла с трудом пробраться. Она двинулась вдоль стены в ту сторону, куда ушёл Ванхал. Дойдя до очередного уже достаточно толстого дерева, где было посвободнее от кустарника, она увидела хозяина. И Джека Лайонса.
Джек нагим лежал на земле. На его шее блестел тонкий стальной ошейник, от которого шла цепь, закрёплённая в стене большим железным кольцом. Яйца и член его обвивала кожаная лента, от неё шла верёвка к соседнему дереву. Длины верёвки и цепи были рассчитаны так, что молодой человек мог лежать только в одной не слишком удобной позе. Он то ли спал, то ли был без сознания, но когда Ванхал его слегка пнул, тот начал вставать. Сидеть и стоять он мог только в малоустойчивых позах, нелепых, позорных и, наверное, болезненных. Когда он повернулся в Ванхалу, Саакан чуть было не вскрикнула от ужаса. Рот пленника был открыт, так как в него была вставлена распорка из толстой проволоки, образующая круглую дырку в центре, где был видел распухший язык. Этот своеобразный кляп и ужаснул девушку, она сразу же представила какого это просидеть с открытым ртом сутки в пустыне. Тем временем Ванхал начал монолог с Джеком.
— Ты, думаю, пить хочешь? Вот я принёс тебе. Это милая Саакан специально для тебя отливала. Ты же так хотел её получить, вот получай в таком виде.
Ванхал начал лить жёлтую жидкость из кувшина на голову Джека, а тот старался так выкрутиться, чтобы моча попадала в рот. Саакан вырвало под дерево. Она не знала что из сказанного было ложью, она точно не делала этого специально, но ведь он действительно мог взять её ночной горшок. Пока девушка приходила в себя и закапывала в песок блювотину, Ванхал что-то ещё говорил Джеку, но она не слышала. Кажется, он его чем-то покормил, но Саакан была рада, что не видела чем.
— Вот хороший мальчик. Ну что, теперь по большому хочешь сходить, да? Ладно, ладно. Валяй. Повернись. Умничка. — Он вытащил из анального отверстия деревянную пробку такого размера, что Саакан снова стало плохо, она не могла представить, как пробка влезала внутрь. — Передам её твоей замечательной жене, теперь её время крепиться. Ты же помнишь, да, — он похлопал Джека по щеке, — что она там, за углом? Если бы у вас не было этих милых кляпов, то вы могли бы легко пообщаться, поделиться тем, что с вами произошло, обсудили бы планы на будущее. Может быть, я и дам вам такую возможность — если придумаю, как сделать, чтобы вы говорили строго по очереди, чтобы мог говорить только тот, что готов терпеть большую боль. Или только тот, кто готов причинить большую боль другому. Ну а пока придётся вам помолчать. Я передам ей привёт, не волнуйся.
Вылив из кувшина последние капли, Ванхал вернулся через кусты на основную тропинку. Перед тем как войти в заросли он оглянулся, и Саакан показалось, что посмотрел ей прямо в глаза. Ощущение длилось буквально секунду, но от этого взгляда у неё пробежал мороз по коже. Сил чтобы следить за хозяином дальше, у неё не осталось.
…
На следующий день Саакан наблюдала посещение Бэрил. Она была так же прикована, разве что к дереву она была привязана посредством какой-то пробки, загнанной во влагалище. Поведение с ней напоминало то, что Ванхал делал с её мужем, но тоже с небольшими изменениями. Вначале он вставил ей в рот, тоже зафиксированный, резиновую прокладку и изнасиловал её в это отверстие. Затем, вытащив прокладку, сам мочился ей в рот. Она заметила на теле девушки какие-то странные тёмные отметины в области груди и живота. Были ли такие у Джека она уже не помнила, ей было так плохо, что она не обратила внимания.
В этот раз Саакан пришла заранее и наблюдала за происходящим с большего расстояния, а потому не слышала, что говорил хозяин. Ей хватило и увиденного. Не дождавшись конца, она тихонько отползла и вернулась в дом, обойдя стену с другой стороны.
…
Что всё это значит? Зачем её любимый Ванхал пытает Лайонсов, хотя они уже всё рассказали? Или не всё? В душе у армянской принцессы, ставшей послушной рабыней под действием только слов, свирепствовала песчаная буря эмоций. Она пыталась понять, зачем хозяин это делает, но мысль каждый раз заходила в тупик, все логические цепочки, которые она могла придумать, заканчивались ничем, парадоксами.
Стала ли она бояться хозяина или избегать его? Избегать — точно нет, но отношение к нему изменилось. Она не могла понять, знает ли он о том, что она его выследила и подглядывала. Ванхал ни одним жестом, ни одним словом не показывал, что знает о том, что она знает. Он вёл себя совершенно так же как и раньше, как будто ничего не изменилось, как будто бы у него в кустах не сидят на собственных экскрементах два человека в нечеловеческих позах и не хрипят вечно открытыми ртами полными песка. У Саакан не получалось вести себя как прежде и она была уверена, что Ванхал это замечает, но ничего не могла с собой сделать. Она и раньше понимала, что за внешней мягкостью её хозяина прячется холодное железо, но не догадывалось насколько это железо извращённое.
…
Увиденное было так противно Саакан, что она отказалась об этом дальше думать, перестала следить за хозяином, ходить на тот угол стены. Она постаралась сделать вид, что ничего не знает, как будто ничего не было. Точно так же вели себя слуги — рабыня не могла понять, что они знают на самом деле. Расспрашивать она не решалась, да и сама не хотела об этом кому-то рассказывать.
Через несколько дней она заметила, что Ванхал перестал в одиночку ходить за стену в заросли, а ещё через день она краем уха услышала разговоры слуг на террасе, что пропал один из верблюдов, на кухне говорили о загадочной пропаже некоторого количества еды и пары бурдюков с водой. Легко сложив всё это в один картинку, Саакан выскользнула из дома и добежала на угла стены, где Лайонсы сидели на цепи. Там никого не было, но в одном месте она заметила, что покров разрастающейся травы нарушен. Очень похоже на могилу, подумала она, могилу для одного. Но кого именно? Бэрил или Джек? Если судить по тому, на какой стороне от угла, это Бэрил, но Ванхал мог так сделать специально, чтобы меня запутать. Меня или кого-то ещё.
Глава 8
Развалясь в гамаке, попивая лимонад из большой кружки и посасывая прогоревшую трубку Ванхал смотрел, как будто даже с неудовольствием, на небольшое, миниатюрное облачко в середине бескрайнего утреннего неба. Вчера пришёл караван под начальством Джафара, и хозяин оазиса ожидал лёгкий завтрак с приятным разговором. Как мало караванщиков, думал Ванхал, с которыми интересно разговаривать, которые могут дельно рассказать как новости, так и различные байки, поддержать разговор о звёздах и травах.
— Доброе утро, Джафар. — Не поворачивая голову сказал Ванхал. — Присаживайся, сейчас подадут завтрак. Хорошо ли доехал? Какие новости и сплетни? Расскажи мне про Венецию, действительно ли там говорят, что Земля круглая? О Лютере что-нибудь слышно? А Гутенберг уже изменил мир? Кто кого убивает в мире?
— Вы, Ван ибн Хал, как всегда ставите меня в тупик своими вопросами. На юге, откуда я иду, мало что известно о других краях, так что я могу сказать только о том, кто кого там убивает.
— Хм, о времена, о нравы! Но и это хлеб. Однако, на самом деле, меня больше интересует, что происходит на наших караванных путях. — Ванхал сел повыше и посмотрел на гостя. — Спокойно ли на наших пустынных дорогах?
— Спокойно, как в пустыне, хотя всякое бывает…
Ванхал вопросительно поднял бровь.
— Всякое… — Ванхал продолжал молчать. — Вот, например, на короткой северной дороге, здесь это к западу, как рассказал один мой друг, то есть это байка, не обязательно правда, но я ему доверяю, он просто так сочинять не будет… — Ванхал молчал. — Он мне у ночного костра рассказал, только мне, чтобы не пугать остальных. Там убили и обокрали караван. Ни одного живого, даже верблюдов — похоже напавшие были на лошадях, их следы нашли вокруг в изобилии. Кто напал — не известно. Ни одного следа, кроме следов лошадей, ни одного убитого, ничего не оставили. Так же как и никаких ценностей — всё дорогое унесли, до последнего колечка. Представляете? Никогда такого не видел… и, убереги Аллах, увидеть такое!
Ванхал согласно кивнул головой, но явно думал о чём-то другом. Он приметил, что Саакан, приносившая им щербет, спряталась за ближайшим деревом (плохо она умеет прятаться, не даётся ей это искусство, надо будет научить, пригодится) и подслушивает разговор двух уважаемых людей. Пусть.
— Смерть в пустыне, ограбление? Разве это новость? Кто не подвергался нападениям? Кажется, даже вас, Джафар, грабили. Ведь так? Вы, насколько я помню, откупились, те грабители не хотели резни — или были слабы для этого.
— А вас, Ван инб Хал, грабили или угрожали ограбить?
— Меня? Причём тут я, сижу на месте, никуда не хожу. Почему меня могут грабить?
— А всё-таки, Ван ибн Хал, хозяин самого загадочного оазиса в пустыне к востоку от Атлантического океана. Многие торговые рынки, которые тоже никуда не ходят, подвергаются разбойничьим нападениям.
— Я, Ван ибн Хал, хозяин самого запрятанного в пустыне оазиса, сюда даже не все караваны доходят. — Хозяин оазиса занялся трубкой, чтобы не продолжать.
— И всё-таки загадочный оазис… Стоит тут уже сто лет, а кто предыдущий его хозяин до вас, Ван ибн Хал, — никому не известно, никто не знает, кто основал его, если не вы. А ведь это было сто лет назад!
— И снова вы повторяетесь, мой друг! Эту тему вы затрагивали и в прошлый визит в мой оазис.
— Память как у молодого! Всем бы такую память!
— Что ещё на дорогах происходит? Уверен, что вы припасли на второе что-нибудь вкусное.
— Вкусное, что вы имеете в виду?
— Увлекательное, удивительное, развлекательное. Или устрашающее, будоражащее.
— Хм… есть ещё одна история, но ещё более подозрительная, то есть совершенно подозрительная. Она произошла с влиятельным другом, начальником охраны одного князя, моего друга, который мне её и пересказал. Начальник охраны рассказал моему другу, а тот поведал мне в палатке за добрым кубком доброго вина.
— Приказать принести?
— Нет, я же знаю ваши правила, сухой закон. Пусть, ваши напитки тоже хороши, пьянят прохладой и букетом ароматов.
— Так что же? Что рассказал друг друга из охраны одного князя.
— Начальник охраны. Таким доверять можно, врать ему не с руки, тем более моему другу, они много лет дружны, да и вина было много — как тут придумаешь такую невероятную историю.
Ванхал снова промолчал, пуская дым классическими колечками.
— В этот раз история случилась на восточной дороге, это на юго-восток от вашего оазиса, вон примерно там. Друг, тот, что начальник охраны, шёл с большим караваном и на одной из стоянок нашёл караван. То, что осталось от каравана — он пролежал там уже с неделю.
— Караван лежал?
— Да, да! Представьте себе! Весь караван — и люди и верблюды, лежали на стоянке. Их убили! Мне, то есть рассказчику, начальнику охраны, большому человеку, показалось, что их убили во сне, но, приглядевшись, он понял, что всё было не так, не могли люди спать в таких местах. Как они погибли? Вроде бы не закололи, не зарубили. На шкурах верблюдов только следы животных, ни следа от оружия. Конечно, тела уже сильно пострадали от падальщиков, но так чтобы ни на одном теле ничего не осталось… Он весь день исследовал стоянку, ничего не мог понять, а ему это было очень важно, ведь в его обязанности входила защита князя, а если тут такое случается… будет ли он в безопасности?
— И что же? Он нашёл ответы? — Ванхал не выказывал никакого видимого интереса.
Хорошо, что дражайший Джафар не видит Саакан за деревом, её трясёт как тростинку от нетерпения. Интересно, она уже догадывается, о чём речь или нет? Или, может быть, это я ошибаюсь?
— Нашёл. Когда стал хоронить трупы. Чтобы они не портили стоянку, не привлекали к ней падальщиков или чего похуже. Он заметил в горле одного из верблюдов, у того, у которого оно сохранилось, что-то зелёное. Не такое зелёное, как листья ваших прекрасных деревьях, не такое изумрудное, как ваша нежная трава, не такое нефритовое, как ваши искристые бокалы. В природе нет такого зелёного, как увидел Хадир, тот самый начальник охраны. Яркий, насыщенный, режущий глаза зелёный. Казалось он светился в вечернем свете. Он стал изучать внимательнее рты других верблюдов и людей. И нашёл. У каждого, у кого сохранилось то, что он осматривал, оказались эти ужасающие пятна зелёного цвета. Отталкивающие и устрашающие небольшие пятна, которые однозначно говорили о страшной смерти от магического эликсира. Отравляющего тело и душу эликсира. — Джафар с таким жаром рассказывал, что было ясно, как он гордится этой историей и самим собой, тем, кто он её рассказывает.
— Да… — задумчиво проговорил Ванхал, — сказочная история, не слышал ещё такого. Удивительно!
— Да, я один её знаю по эту сторону границы того князя!
— Князя… А узнал ли ещё что-то этот ваш друг, Хадир, начальник охраны? Все ли погибли? Куда делся отравитель или он покончил с собой?
— Отравитель? — Радость Джафара улетучилось, когда оказалось, что его история имеет слабые места. — Отравитель-то… наверное, он уехал.
— На чём? Куда? Неужто такой следопыт как Хадир не смог найти никаких следов?
— Прошла же неделю…
— Всего неделя!
— Надо будет спросить… пусть расспросит Хадира подробнее, про все детали… я как-то и не подумал о деталях…
— А о торговле не забыл, дорогой мой Джафар? У меня есть два вас парочка соблазнительных предложений, уверен вам понравится ткань, которую я для вас приберёг, у вас найдётся на неё не одна богатая покупательница.
Глава 9
Почему он так поступил, зачем, мучилась вопросами Саакан. Уже который день из головы не выходили мысли о тех ужасах, что творил Ванхал с Лайонсами. Да, они хотели захватить оазис, хотя девушка до сих пор не поняла, как именно они собирались это сделать: у них был яд, конечно, они, вроде бы, собирались отравить хозяина, но что дальше, вряд ли слуги бы им подчинились, сама Саакан точно нет. Планировали всех отравить? А толку, как потому управлять оазисом, удержить от претензий караванщиков. Загадка, но спрашивать у Ванхала нет никакого желания. Нет ответов, только вопросы. И один из них появился недавно, в процессе размышлений, ещё до конца не выкристаллизовался, но был близок к тому. Вот и он!
Саакан сидела на крыше, прячась в тени башни, наблюдая за тропинками вдоль стены. Ванхал вышел из-за угла и пошёл к новым посадкам за дальней стеной. Там, вдали от дороги, он высадил первые плодовые деревья вне сада, за стеной.
Девушка знала, что хозяин не будет против её компании, но не хотела просто так побежать за ним. Она спустилась по крыше к карнизу и кошкой скользнула до угла дома, где легко спрыгнула на стену. Ванхал не делал стену как оборону от людей, а потому сверху она представляла собой ровную дорожку, достаточно широкую для ловкого человека. Иногда Саакан представляла как выглядела бы стена, если она сверху была бы утыкана копьями с головами убитых бандитов. По стене хорошо идти не торопясь, ощущать себя гигантом, шагающим через лес — деревья трутся листья о ноги, пальмы склоняют головы.
Сев на горячий камень девушка сняла обувь и стала болтать ногами, наблюдая за тем как Ванхал проверяет посадки, поливает отдельные саженцы, подстригает непослушные веточки. Кажется, он даже напевал какие-то незнакомые, неместные мелодии от увлечения. Как может такой увлечённый жизнью, любой жизнью, садовод так издеваться, мучить такую развитую жизнь как человек? Можно подумать, что он растения любит больше, чем людей, но это не так. Его отношение ко мне, Менем, слугам, даже к караванщикам, говорит о том, что он ценит человеческую жизнь не меньше, чем свои деревья. Однако… он с такой же лёгкостью лишает человека жизни, как выдирает сорняки в своём саду. С одинаковой лёгкость отстрегает молодые веточки и подносит раскалённое железо к нежным частям человеческого тела.
— Хозяин, ты когда-нибудь ходил по стене? — Задорно окликнула его Саакан, чтобы отвлечься от своих мыслей.
Не поднимая головы, не поворачиваясь Ванхал ответил:
— Иногда хожу, предпочитаю ночью, когда камень не такой горячий. А что?
Давно меня заметил, поняла девушка, но не показал виду, а, может быть, специально для меня начал напевать. Черт бы его забрал! Никогда не поймёшь, что он видит, замечает, а что нет. Или он всё замечает?
— Интересно, никогда тебя тут не видела?
— Значит нужно исправить. Сейчас, только закончу с посадками.
— Помочь?
— Нет, чуток осталось, пять минут и всё.
Закончив Ванхал, казалось, не глядя и не выбирая, подошёл к одному из ближайших деревьев, взобрался на нижние ветки, а оттуда на стену. Всё это заняло у него меньше минуты, Саакан даже не успела подготовиться, как хозяин уже сидел рядом с ней и снимал обувь.
— Менем! — Крик Ванхала разнёсся над всем оазисом. — Принеси нам лимонада похолоднее! И два стакана!
Повисла тишина, нарушаемая лишь постукиванием Ванхала по трубке в процессе набивания. Саакан понимала, что он ждёт её вопроса, но не решалась спросить, не знала, что и как сформулировать. Они сидели и молча смотрели на зелень у своих ног, на бесконечность пустыни впереди и всё больше косящие солнечные лучи, пока Менем не принесла поднос. Хозяин ловко спустился со стены и так же быстро вернулся обратно уже с напитками.
— Пей. — Практически приказал Ванхал, рабыня не сопротивлялась.
Наконец, армянка, уже забывшая, что когда-то была принцессой, спросила. Она не обдумывала вопрос, он выскочил как-то сам, как отрыжка от божественно холодного лимонада.
— Ты Бог?
— Хм, Бог? Нет, конечно.
— Я имею в виду, Создатель и Творец. Ты повелеваешь жизнями людей как хочешь, ты создаёшь оазис в пустынной пустоте, меняешь климат. Всё подчиняется твоим словам, всё как глина в твоих руках.
— Создатель, Творец… Гончар, Кузнец, Ткач, Плотник, Гефест, Гу, Ильмаринен, Хнум, Вишвакарман, Птах, Яхве, Милунгу, Моримо, Мукуру… Демиург, наконец. — Он немного помолчал. — Сколько имён, столько образов, а суть одна. Это тот, кто одним словом может не только свободного человека поработать, а саму материю, само пространство, само время. Вот и всё, ничего более, прекрасная простота, изящество… — Снова длинная задумчивая пауза, слышно только как путешественник по пространственно-временному континууму постукивает пальцем по дереву мундштука. — Нет, я не Демиург. У меня из дыма получаются только простые колечки. — И показал их.
Говоря последние фразы, он положил руку девушке на колено и поднялся по ноге вверх, чтобы проверить есть ли на ней трусики. Их не было.
— А ты, моя радость, — он похлопал её по нежной чуть влажной коже, — ты — Матерь богов. Мы гуляли весь день… Так возьмемся скорее за дело! А потом на ужин. Вниз!
Ванхал спрыгнул за стену и приготовился ловить Саакан.
…
— Вечером закройте с Менем все ставни засветло. И со стороны двора тоже.
Девушка удивлённо вскинула глаза на любимого хозяина.
— Нет, в этот раз просто песчаная буря. — Усмехнулся Ванхал своей характерной загадочной улыбкой выцветших как пустыня в полдень глаз.
И действительно. На юге линия горизонта размылась, а небо потемнело.
